Ленин. Самая правдивая биография Ильича - Александр Клинге Страница 17

«Статистические данные показывают особенную восприимчивость к заразным заболеваниям населения городов. Распространение заразных болезней, в особенности широкое развитие в последние годы тифа и холеры, свидетельствует о дурных санитарных условиях городской жизни, зависящих главным образом от неудовлетворительного состояния водоснабжения и удаления нечистот, а также от негигиеничности жилищ малосостоятельного населения» – это фразы из официального документа 1911 года.

А как обстояло дело с питанием? Из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона 1913 года издания: «После голода 1891 года, охватывающего громадный район в 29 губерний, Нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 году (Нижнее Поволжье, часть приозерных и новороссийских губерний) и к 1885 году (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 года наступил голод 1892 года в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 годов приблизительно в том же районе; в XX веке голод 1901 года в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 года (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 годов (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)».

Регулярные неурожаи и голод, во время которого погибали сотни тысяч, если не миллионы людей, – это реальность «России, которую мы потеряли». Пока одни (немногие) наслаждались «хрустом французской булки», другие (миллионы) вынуждены были питаться лебедой. Известный агроном А. Н. Энгельгардт, хорошо знавший русскую деревню, писал:

«Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаем хлеб за границу не от избытка… В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут, не евши. А между тем это действительно так.

Не то чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не будут есть всякую дрянь… Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он еще недоедает. Американец продает избыток, а мы продаем необходимый насущный хлеб. Американец-земледелец сам ест отличный пшеничный хлеб, жирную ветчину и баранину, пьет чай, заедает обед сладким яблочным пирогом или папушником с патокой.

Наш же мужик-земледелец ест самый плохой ржаной хлеб с костерем, сивцом, пушниной, хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопляным маслом, об яблочных пирогах и понятия не имеет, да еще смеяться будет, что есть такие страны, где неженки-мужики яблочные пироги едят, да и батраков тем же кормят. У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – соси».

Изобилие в крестьянских хозяйствах в большинстве случаев существовало только в воображении писателей конца ХХ века. Современники на этот счет не заблуждались. Один из офицеров царской армии писал в 1911 году: «С каждым годом армия русская становится все более хворой и физически неспособной (…) Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы (…) Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу».

Не лучше обстояли дела и в городах. На фабриках и заводах рабочий день составлял не менее 10 часов, условия труда были ужасающими, травматизм очень высоким. Система штрафов за малейшие провинности уменьшала и без того невысокую зарплату. Российская промышленность в целом неплохо показывала себя в «старых» отраслях вроде металлургии (хотя и здесь не являлась лидером), но «новые» высокотехнологичные отрасли практически отсутствовали. По состоянию на 1913 год отсутствовали или находились в зачаточном состоянии автомобилестроение, самолетостроение, электротехника… Первый оптический завод России был открыт в начале 1914 года, за несколько месяцев до Первой мировой войны. Даже если крупные изобретения и делались, судьба их часто была печальна: придуманное Поповым радио заинтересовало только военно-морской флот, соответствующая аппаратура производилась в мизерном объеме.

В сфере духовности и нравственности тоже не все было благополучно. Представляющие Российскую империю «православной монархией с богобоязненным народом», мягко говоря, несколько заблуждаются. Официальная Православная церковь, тесно сотрудничавшая с государством, стремительно теряла популярность. «Я исхожу лишь из того несомненного факта, что поступавшая в военные ряды молодежь к вопросам веры и Церкви относилась довольно равнодушно», – писал, к примеру, в своих воспоминаниях Деникин.

В городах и селах было широко распространено пьянство, бездомные и нищие были обычным явлением. Причем, что особенно поражает, высоким было детское пьянство. На Первом Всероссийском съезде по борьбе с пьянством в начале 1910 года была озвучена страшная цифра: не менее 90 % подростков в возрасте до 17 лет пробовали водку, а многие употребляют ее регулярно. Борьба с пьянством не принесла серьезных результатов: с 1911 по 1913 год потребление водки выросло на 17 %.

В городах работали совершенно официально публичные дома. В 1901 году в Российской империи их насчитывалось почти две с половиной тысячи. Число официально зарегистрированных жриц любви составляло около 35 тысяч, что было намного меньше реальной цифры. Высокой была и преступность, причем она постоянно росла: с 1909 по 1913 год число убийств выросло более чем на 10 % (с 30 до 34 тысяч). Для сравнения – в сегодняшней, не самой благополучной России оно составляет около 12 тысяч в год.

Все это касается в основном представителей бедных слоев населения (которые, отмечу, составляли подавляющее большинство – уровень жизни 90 % россиян был не выше, чем у арестантов в тюрьмах). Однако и представители среднего класса имели причины для недовольства. Социальные лифты работали плохо. Упорным трудом можно было добиться определенных успехов (как показывает пример Ильи Николаевича Ульянова), но происхождение, связи и беспринципность помогали добиться гораздо большего. Коррупция процветала. Затхлая атмосфера царской России, враждебность прогрессу в самых различных сферах, архаичные государственные и общественные институты, ограничения свободы слова – все это, естественно, вызывало возмущение у образованных людей. Многие из них уходили в революцию, другие относились к революционерам с симпатией. Далеко не случайно многие представители «старой России» после 1917 года перешли на службу к большевикам, хотя имели возможность примкнуть к белым или отправиться в эмиграцию.

А как обстояли дела в армии? Снова предоставим слово Деникину: «Жизнь как будто толкала офицерство на протест в той или другой форме против существующего строя. Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства – подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость». Огромный размер армии затруднял ее модернизацию, военные расходы поглощали львиную долю государственного бюджета. Отдача, как показала война с Японией 1904–1905 годов, явно не соответствовала вложениям.