О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги - Александр Васильев Страница 17

Наконец норманнам надоела непривычная им постоянная жизнь, они почти силой вырвались из Новгорода, ушли на лодках же от Ярослава и передались к его брату Ярополку [42], которого стали подстрекать к войне с Ярославом, в этой смуте они выговорили себе в пожизненное владение Полоцк; но, кажется, недолго в нем удержались, когда пять человек, остаток шестисотной дружины, возвратились в Исландию – рассказывать свои подвиги в России.

Выше сказал я другое предание, что король Гадинг проникал до Полоцка, – не одно ли это и то же сказание? По словам Эйдмундовой саги, Эйдмунд вскоре умер, и Рагнар несколько времени владел Полоцком.

Вполне справедливо замечание г. Сенковского, высказанное в послесловии перевода Саги (Библиотека для чтения. Т. 2. С. 50): «Ежели бы где-либо, то в этой саге слово «варяги» Voerengaer vaeringiar долженствовало бы встречаться на каждой странице, ибо повествователи сами служили здесь в звании варягов, сами исполняли их должность. К удивлению, оно нигде не встречается, кажется им неизвестным, здесь и они сами себя, и другие в речах своих о них называют их не иначе как норманнами. Снорри упоминает о варягах, но они так назывались в Константинополе и состояли не из одних норманнов, а из людей разных северных народов. До 1040 года это слово, по-видимому, было неизвестно скандинавам» [43].

До сего слова я вполне согласен с г. Сенковким, но в заключении своего вывода он говорит: «И если оно (слово «варяги») присвоено нашими летописями (Рюрику), то единственно по невежеству наших летописцев».

Здесь я вполне разномыслен с г. Сенковским и ожидаю, что он сам не повторил бы в 1858 году того, что мог предполагать в 1854-м. С тех пор много новых сведений озарило мрак нашей древней истории.

Можно ли упрекать в невежестве Нестора, умнейшего человека своего времени, но безгрешно ошибавшегося через неправильный выговор верингер, которое и нынче нелегко скажется русским человеком, не слыхавшим иностранного слова. Прочтите в саге названия русских князей: норманны зовут Ярослава – Ярислейф, Бурислава – Бурислейф (он же Святополк), Брячислава, или Братислава, – Вартилаф. Греческий император Константин Багрянородный, выслушав рассказ заходника из России, называвшего Киев «Се мати городов русских», решительно говорит в своем описании России, что главный город руссов есть Семами. Повторяю: Нестор назвал константинопольских верингов варягами по созвучию, но они не имели ничего тождественного ни в народах, составлявших эти дружины, ни даже в коренных словах, от которых произошли их названия.

Представляемая сага выказывает нам, сколь много объяснилось бы в сказаниях Нестора, если бы мы тщательно разобрали эти исторические басни. На этот раз они убеждают в видимости, что Нестор перемешал варягов с варингерами, или верингерами, Константинополя, с которыми они не имели ничего тождественного ни в народах, составлявших эти дружины, ни даже в коренных словах, от которых произошли их названия.

Г. Сенковский рассказывает предание о скандинавском князе Эйдмунде Древнем, будто царившем в Гольмгарде и Гардарике много веков ранее Рюрика и от которого произошли датские короли и наш Рюрик. Подобные вымыслы должно иметь только в виду и старательно искать их фактического поддержания или опровержения, но не смущать неопытных учащихся, передавая вымысел как положительное сказание. Быть может, Эйдмунд Древний воевал, и счастливо, с ливами, эстами, инграми и славянами, но воевать и царить – не одно и то же. Но мы своей навязчивостью на скандинавство увлечем норманнов составить нам скандинавскую сказку – истории России.

В отношении к ильменским руссо-варягам выскажу здесь не доказательство (не факт), но указание к исканию доказательства – истины, моего твердого убеждения. В детство моем я часто слыхал, как бродячих по селам и деревням торговцев разными товарами [44]называли «наши варяги». Помню, как на вопрос мой одному старику-родственнику – почему их называют варягами, он ответил: «В прежние времена в Псковской, а вероятно, и в других губерниях разъезжающих торговцев прозывали варягами – ныне это только шуточное им прозвание».

Углубясь в поверья и предания народа, мы, быть может, отыщем указание этому прозванию.

Преподобный Нестор, дав наименование варягов скандинавам, служившим верингерами в Константинополе, смешал наши понятия, но, по всем данностям, мы видим, что прибалтийцы (венеды, скандинавы и другие) имели в древности торговлю не прямо с Востоком, но передавая свои товары славянам и руссам Ладоги и Ильменя на общих торжищах, бывших на островах Балтики и в Альдейгоборге (то есть в старом городе); и в каком-то Острогарде и варяго-руссы, мною указанные, имели (как повествует Нестор) торговый путь от Ильменя по Ловати и Днепру. Видимо, что варяги ильменские были народом воинственно-торговым, и развоз ими товаров по всем краям и тогда обширной России оставил предание о «наших торговцах варягах» [45].

Примечание 7.

О Магнусе любопытное сказание

В 1347 году папа, наследуя домогательство своих предместников покорить под власть свою дальнюю Россию, предложил буллой войну против тех северных народов, которые отвергают католицизм. Магнус, король Швеции, из расчета посредством религии сблизиться с новгородцами, чтоб при удобном случае овладеть ими, или, как писал Карамзин: «Легкомысленный, вздумал загладишь грехи своего нескромного сластолюбия, услужив папе, и прославиться подвигом благочестивым», собрал государственный совет и предложил силой оружия обратить россиян в латинскую веру. Совет и вся Швеция одобрили мысль короля, но когда Магнус потребовал денег для найма и вооружения датчан и немцев, восторг охладел, и денег не оказалось. Король решился взять деньги из церковных сборов – «доходы святого Петра». Епископы полудобровольно согласились, в надежде всё вознаградить из новых епископств в богатой земле новгородской. Магнус вооружил шведов, готов, норвежцев и собрал сильное войско из наемных датчан и немцев.

Тогда явилась к королю Бригитта, имевшая дар пророчества [46], и объявила Магнусу: «Успех – если пойдешь только со шведами и готами, и бедствия – если не распустить наемников, недостойных святого дела, и не возвратить денег, взятых от церкви». Король не послушал предсказания, прибыв к острову Биорку (Биорк по-шведски, Койви по-фински – то же, что по-русски Березовый; Койвисари – Березовый остров). Следственно, король прибыл к нынешней Петербургской стороне Петербурга, построенной, как известно, на Койвисари – на Березовом острове. Послал объявить новгородцам, чтоб они прислали философов для прений со шведскими о вере, что при доказании справедливости греческих догматов он сам примет греко-российскую веру, в противном случае, чтоб новгородцы приняли латинизм, или он войной заставит их сделаться католиками. Новгородцы, умные дипломаты XIV столетия, ответили: «Если король хочет знать, какая вера лучше, греческая или римская, то может для состязания послать своих ученых к патриарху Цареградскому, ибо мы приняли закон от греков и не намерены входить в суетные споры» [47]. Но Магнус хотел войны, и война началась.