Рекрут Великой армии - Эркман-Шатриан Страница 17

Разорвав конверт, я, прежде всего, увидел несколько цветочков яблони и чек на получение денег. Но больше всего меня растрогало письмо с почерком Катрин. Я держал его и от волнения не мог читать. Сердце усиленно билось.

Немного успокоившись, я начал медленно читать.

Это письмо словно вернуло меня к жизни. Я до сих пор храню его. Вот что писала мне Катрин 8 июня 1813 года:

«Мой милый Жозеф!

Пишу тебе, чтобы сказать, что я люблю тебя все больше и больше и никогда никого не буду любить, кроме тебя.

Я очень горевала, узнав, что ты ранен, находишься в госпитале, и я ничем не могу тебе помочь.

Мне это очень тяжело. После ухода новобранцев у нас не было ни минуты покоя. Мама сердилась на меня, говоря, что я сошла с ума, раз плачу день и ночь. Но она сама плакала одна перед камином целые вечера, и я сверху хорошо слышала ее плач. Она была очень зла на Пинакля, и тот перестал появляться на рынке, так как мама стала брать в свою корзинку молоток.

Мы особенно горевали, когда пришла весть о битве, в которой погибли тысячи и тысячи людей. Мы стали как мертвые. Мама бегала каждое утро на почту, а я была не в силах встать с постели. Но наконец пришло письмо от тебя. Теперь мне лучше. Я плачу и благословляю Господа, который спас твою жизнь.

Я вспоминаю, как мы были счастливы в те дни, когда ты каждое воскресенье приходил к нам и мы сидели рядом, не шевелясь и не думая ни о чем! Ах! Мы сами не знали тогда нашего счастья!

Одна радость у меня — знать, что твоя рана не опасна и что ты меня еще любишь… Ах, Жозеф! Я буду любить тебя вечно.

Дядя Гульден хочет написать тебе несколько слов. Целую тебя тысячи и тысячи раз.

У нас стоит хорошая погода. Большая яблоня вся в цвету. Я сорву и положу тебе цветов после того, как господин Гульден напишет тебе. Быть может, с Божьей помощью, мы еще поедим с тобой яблок в нашем саду. Поцелуй меня, как я тебя целую. Прощай, прощай, Жозеф!»

Читая эти строки, я заливался слезами. Когда пришел Циммер, я прочел ему письмо.

Он внимательно выслушал, покуривая трубку. Когда я кончил читать, он взял письмо, долго смотрел на него, думая о чем-то, и потом вернул мне обратно.

— Это славная девушка, Жозефель, она выйдет только за тебя.

— Ты веришь, что она сильно меня любит?

— Да, этой ты можешь верить.

Услышав эти слова, я хотел расцеловать Циммера и сказал ему:

— Я получил из дому чек на сто франков. Их надо забрать на почте. Теперь мы сможем купить хорошего белого вина.

— Отлично! Надо раздобыть разрешение, чтобы выбраться отсюда. Не люблю торчать в саду, когда под боком два трактира.

Когда мы поднимались по лестнице в госпиталь, нам встретился служитель, который спросил Циммера:

— Не вы ли канонир второй артиллерийской бригады, Кристиан Циммер?

— Да, я имею честь так называться.

— Ну, так вот тут есть кое-что для вас.

Он передал ему маленький сверток и большое письмо.

Циммер был поражен, так как никогда ни откуда не получал писем. Он раскрыл сверток, там находилась коробка, а в ней крест. Кристиан побледнел, схватился рукой за перила и вдруг громким голосом крикнул:

— Да здравствует император!

Затем мы отправились к старшему доктору, чтобы просить разрешения пойти в город. Доктор позволил нам это.

Мы, счастливые, сбежали вниз и вышли на улицу.