Крестный путь России - Николай Сергеевич Леонов Страница 17

К несчастью для России, группа "младореформаторов" компенсировала недостаток своих знаний и практического опыта непомерным самомнением и безапелляционностью в формулировании рецептов "оздоровления экономики". На первых порах эти деятели почти гипнотизировали Ельцина своими обещаниями быстрых и эффективных перемен в стране, если они будут рулить реформами. Вот выдержка из первого интервью Егора Гайдара, опубликованного 9 ноября 1991 г. в "Известиях": "У нас есть практически ясность и относительно диагноза, и относительно того, что надо предпринять. Прежде всего необходимо установить такие правила в экономике, правила игры, как говорят, которые позволят подняться на ноги. Что касается программы, то сейчас невозможно представить подробное, по дням разложенное расписание. Есть общие цели, к которым необходимо двигаться: стабилизация экономики, укрепление рубля, приватизация..." Все эти скомканные, бессодержательные фразы лучше всего свидетельствуют о том, что ничего за душой у экспериментаторов не было. Они просто надеялись на то, что если государство снимет с себя регулирующие обязанности, то стихия свободного рынка сама собой в короткий срок образует новый капиталистический порядок.

В последнее воскресенье декабря 1991 г. Б. Ельцин выступил по телевидению и, накачанный младореформаторами дутым оптимизмом, заявил: "Мы вступаем в 1992 год. Это год особый. Нам предстоит создать основы новой жизни. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о 6-8 месяцах". Вряд ли эти слова можно характеризовать как ложь, нет, он даже произносил их с чувством известной уверенности. Сам не понимая масштабности и глубины предстоящих перемен, он просто повторял слова своих недозрелых советников и помощников.

Первым шагом гайдаровского кабинета министров было объявление со 2 января 1992 г. о либерализации цен, т. е. о снятии всякого государственного контроля над ценами. Опасаясь социальных последствий отпуска цен, правительство все же сохранило некоторые ограничения. В частности, цены на хлеб, молочные продукты, сахар, растительное масло и детское питание могли быть повышены не более чем в 3,5 раза, на бензин и водку - в 4 раза, на проезд наземным и водным транспортом - в 2 раза, воздушным транспортом - в 3 раза. Вопреки обещанному правительством росту цен в 2-3 раза реальные цены взвились сразу в 10 раз. В одночасье весь народ России оказался нищим и голодным. Даже глубоко убежденный сторонник демократических реформ Лев Остерман в своей дневниковой книге "Интеллигенция и власть в России" (М., 2000 г.) записывает по горячим следам: "Либерализация цен пока проявилась своеобразно. В "Елисеевском" гастрономе продается окорок, красная икра, швейцарский сыр и водка "Кубанская". Интеллигентный покупатель мог бы порадоваться давно забытым деликатесам... но цены бешеные. В "Новоарбатском" - лосось, копченый омуль, импортная ветчина в банках, копченая колбаса, шампанское. А хлеба нет! "Булочная Филиппова" на Тверской - закрыта. Хлеб привезли, но магазину не сообщили его цену". Через несколько дней, уже 10 января, тот же поклонник демократов-реформаторов записывает: "Цены поднялись раз в десять при сохранении дефицита и очередей. Сплошная кутерьма! К примеру, масло сливочное стоит 51 руб. за килограмм, а сметана - 83 рубля. Но ведь масло делают из сметаны, или я ошибаюсь. Судя по нашему магазину, почти прекратился подвоз молока. Говорят, что молокозаводы требуют за него по 12-15 рублей за литр (прежняя цена - 63 копейки)".

Наше население, давно привыкшее к постоянной борьбе с жизненными трудностями, столкнулось лицом к лицу с давно забытой проблемой: как выжить в новых условиях. Люди старшего поколения еще кое-как помнили годы Второй мировой войны, когда выживание было формой существования, но их дети и внуки узнали, почем фунт лиха, впервые. В самом деле, еще в начале 1991 г. минимальный уровень пенсий и зарплат держался на отметке 100 рублей, а средние заработки людей были в два с половиной раза выше, т. е. составляли 250 рублей. Но в то время цены были следующими: хлеб - 20-30 коп. за килограмм, молоко 32 коп. за литр, масло и сметана - 2 руб. 50 коп., картофель - 10-25 копеек, причем эти товары всегда имелись на прилавках магазинов. Теперь же, спустя 10 месяцев, после отпуска цен денежные доходы населения возросли в три раза, а цены поднялись в 10-15 раз и продолжали изо дня в день стремительно скакать вверх. Нищета властно забарабанила в двери подавляющего большинства населения России. Голод вернулся в нашу страну из далеких времен.

Политики и политологи явно струхнули перед этими первыми результатами реформ. Они исходили из естественной предпосылки, что подобное резкое обнищание народа не может не привести к адекватному по масштабу социальному протесту. Все заговорили о вероятности новой гражданской войны в стране, а наши разговоры сразу аукнулись на другой стороне Атлантического океана. Американский центр стратегических и международных исследований тогда пришел к заключению: "После 70 лет дурацких разговоров о классовой борьбе в России вот-вот может начаться классовая война".

Правительство Е. Гайдара оказалось под огнем критики со стороны большинства политических партий и организаций, расплодившихся, как вши на теле тяжело заболевшего народа. В Верховном Совете РСФСР сформировалась стойкая оппозиция к шоковой терапии в гайдаровском варианте. По существу, именно последствия бездумной либерализации цен создали предпосылки для глубокого гражданского конфликта в стране между парламентом и исполнительской властью, между радикал-реформаторами и большинством российской общественности, которая не приняла провозглашенный курс на ускоренную реформу. Например, даже такой безликий политический активист, как В. Аксючиц, возглавлявший Российское христианско-демократическое движение, поспешил заявить, что в лице Е. Гайдара имеет место "леворадикальный уклон в демократическом лагере и российском руководстве". Костяк оппозиции составили народно-патриотические силы России, Российский общенародный союз. Началось формирование умеренно либерального блока под названием "Гражданское согласие", в котором предполагалось объединить директорский корпус промышленности, здравомыслящие остатки бывшей партноменклатуры и госаппарата, чтобы не допустить экономического коллапса России.

Надо заметить, что страхи российских политиков относительно неотвратимости социального взрыва, перед угрозой которого они стали выстраивать свою собственную политическую линию поведения, были навеяны схематическим пониманием ими ситуации в стране. Они думали примерно так: если на страну обрушилась столь разрушительная шоковая волна, то недовольство населения выльется в энергичные протесты и открытые выступления. Оставалось только поймать гребень волны народного возмущения, чтобы на нем ворваться во власть. К ним еще не пришло ясное понимание того, что народ России, потерявший в своей основной массе пассионарность, был тяжело нокаутирован либерализацией цен и утратил способность к организованному сопротивлению. В каждой семье открыто и без тщательного отбора крепких выражений в адрес Б. Ельцина и Е. Гайдара критиковали Кремль и правительство, но вместо того, чтобы идти на улицу и присоединяться к протестным митингам, люди шли в магазины и старались запастись любыми имевшимися в продаже товарами, ибо были уверены в приближении еще более скверных времен. Они перестали верить политикам. Все правительства в их глазах оказывались банкротами, все заверения руководителей - ложью. Надежда оставалась на помощь Божью и на собственную бытовую предприимчивость. Создался устойчивый разрыв между властью и в более широком смысле политическим истеблишментом с одной стороны и народом как таковым - с другой. Все конфликты, разборки, драки и стычки стали уделом только верхушечного политического слоя, народ в них участия уже не принимал. Его морально-психологическое состояние можно сравнить разве что с мировоззрением Ивана Денисовича, героя знаменитой повести А. Солженицына "Один день Ивана Денисовича", озабоченного только тем, чтобы прожить очередной день земной юдоли.