Последний час рыцарей - Нанами Шионо Страница 17

В Тане он всегда с удовольствием представлял, какой будет его жизнь после возвращения домой. Но теперь, когда мечты были близки к осуществлению, его донимали сомнения, причину которых Тедальди и сам не до конца понимал. В его сознании проплывали образы — но не Флоренции, раскинувшейся, словно прекрасная женщина, на берегах реки Арно, а Константинополя. Город представал перед ним, пока его судно лавировало, пытаясь уклониться от пушечных ядер, летевших в них, словно демоны, с башен устрашающей Румелихисар.

Еще одним человеком, который никак не мог решить, оставаться ему или уезжать, был Убертино. Он тоже недавно посетил банк, в его случае — чтобы получить деньги, которые посылал ему отец. Если бы он собирался возвращаться домой, как советовал Георгий, этих средств хватило бы для оплаты проезда в Венецию. Он мог бы вернуться, взяв с собой рукописи, приобретенные здесь. Все, что ему нужно было сделать для этого, — пройти в другую часть торгового дома, оплатить проезд и покончить с этим.

И все же, как и Тедальди, он колебался. Но в отличие от флорентийского купца Убертино удерживала здесь вся та византийская культура, которую он успел полюбить. Точнее сказать, он полюбил город, который был воплощением этой культуры, — Константинополь.

А вот у Николо Барбаро не было ни времени, ни причин для колебаний. Каждый раз, когда с Черного моря приходил корабль, попавший под обстрел турок, на нем непременно были моряки, которые нуждались в медицинской помощи, далее если речь шла о легких ранениях.

Выходя из больницы, находившейся на втором этаже торгового дома, он столкнулся с Тревизано, входившим в нее. Они не виделись почти два месяца.

Тревизано был очень занят с момента прибытия в Константинополь. Он несколько раз встречался с венецианским послом и императором Константином, плавал до Черного моря и обратно, сопровождая венецианские торговые корабли, возвращавшиеся в Константинополь, а также выполнял разведку Румелихисар с моря.

Адмирал был так занят, что едва находил время перевести дыхание. Видя, что Николо, судя по всему, тоже оказался очень занят, он одобрительно кивнул ему и затем проводил доктора вниз.

— Я только что с совещания с властями колонии, — начал Тревизано. — Все венецианское сообщество объединилось. Мы откликнемся на призыв императора и будем защищать город вместе.

Это подразумевало, что Николо тоже останется в городе. Он видел по манере Тревизано, что одобрение решения, принятого венецианской общиной, вызвано отнюдь не временным воодушевлением. Долгом, возложенным на адмирала республикой, была защита торговых судов. Ему было разрешено изменять задание на свое усмотрение при опасной ситуации. Свой формальный долг адмирал уже выполнил: если бы речь шла лишь об этом, оставалось только уйти из Константинополя в Негропонте, сопровождая последний венецианский торговый корабль в этом году Если бы Тревизано поступил так, то не только он, но и пятьсот моряков с двух галер, напрямую подчинявшихся ему, избежали бы опасности.

В то же время он был единственным венецианским адмиралом, присутствовавшим в Константинополе. Уехать теперь означало бы спустить флаги и в страхе отступить перед лицом грубого нарушения Османской империей торговых договоров и жестокого убийства венецианских граждан.

Изначально Тревизано был против того, чтобы остаться, но это соображение он не мог оставить без внимания. Поэтому во время его третьей встречи с правителями венецианского поселения адмирал пришел к этому решению. Начиная со следующего дня все венецианские суда, военные и торговые, переходили под командование адмирала Тревизано.

Новость о том, что венецианский военный флот останется в Константинополе, мгновенно переходила из уст в уста в торговом доме. Тедальди находился в цирюльне, расположенной внутри здания, когда узнал об этом решении. Оно немедленно стало единственной темой разговоров всех присутствующих. Флорентийский купец был единственным, кто не участвовал в ее обсуждении; он покинул цирюльню, как только его закончили подстригать.

Флорентиец быстро вышел из торгового дома, даже не взглянув в сторону конторы, занимавшейся морскими перевозками. Он вернулся в снятый им дом в Латинском квартале и приказал своему русскому слуге разложить его вещи, которые тот только что закончил паковать.

Убертино тоже узнал эту новость, когда находился в торговом доме. Поскольку корабли, отправлявшиеся на юг, еще могли уйти из Константинополя, получив разрешение адмирала Тревизано, он мог уехать в любой момент. Несмотря на это, юноша не стал договариваться о проезде. Он решил присоединиться к остающимся.

Убертино думал о своем учителе, но почему-то не решался пойти и сообщить ему о своем решении прямо сейчас. «Скажу в свое время», — подумал он.

Франдзис ввел в приемный зал посла Минотто и адмирала Тревизано, явившихся, чтобы сообщить императору о решении венецианской общины. Выслушав доклад Минотто, правитель выразил сердечную благодарность в своей особенной мягкой манере. Вскоре после того от Ломеллино, магистрата Галаты, пришло известие: в Константинополь вскоре прибудет генуэзский корабль с пятью сотнями солдат на борту.

И Генуя, и Венеция были итальянскими морскими городами-государствами, но конкуренция в торговле с Востоком в течение трехсот лет сделала их соперниками. Это соперничество разделяло западноевропейское сообщество в Константинополе. Отношения между гражданами двух городов были плохими, между ними не имелось официальных каналов связи.

Еще одной целью визита венецианского посла было осторожно выспросить о возможности установления таких каналов.

— Генуэзская колония по-прежнему придерживается политики нейтралитета? — спросил он.

Император кивнул с выражением боли на лице. Затем, словно защищая генуэзцев, он сказал:

— Магистрат Ломеллино сообщил мне, что сделает все возможное. Он честный человек. Я полагаю, что могу доверять ему в этом.

И Минотто, и Тревизано прекрасно знали: хотя венецианцы ясно выразили свою позицию, а генуэзская колония (вероятно, к своему позору) этого не сделала, официальная политика местных администраций была более-менее одинаковой. Никто не хотел вмешательства.

Однако посол обещал императору, что отправит в Венецию гонца с сообщением правительству о положении дел в колонии. Там же будет и требование (уже которое по счету), чтобы Венеция прислала военную помощь.

Император поблагодарил его и попросил приказать гонцу, чтобы тот передал его благодарность за четырнадцать кораблей с провизией, посланных Венецией.

Франдзис чувствовал, что сердце императора разрывалось из-за этого нескончаемого потока плохих новостей. Он ощущал лишь жалость, видя неумеренную признательность правителя за столь малую помощь.

Ни один из гонцов, постоянно посылаемых императором за границу с просьбами о военной поддержке, не возвращался с добрыми вестями. Генуя и Венеция охотно посылали деньги и продовольствие. Но из-за войн, бушевавших в Италии, они не желали быть единственными, кто отправит военные корабли и солдат.