Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры - Виктория Финли Страница 17

Алис-Спрингс

Теодор Стрелоу был сыном миссионера; он рос вместе со своими товарищами по играм из Аранды, свободно говорил на их языке и вел дневники, где описывал церемонии и традиции, свидетелями которых оказывался. Его работы и фотографии хранятся в музее Центральной Австралии, расположенном недалеко от центра Алис-Спрингс, куда можно за ночь добраться от Бесвика на автобусе. Чтобы увидеть их, я отошла от темных витрин с чучелами опоссумов и экзотическими образцами камней и прошла через неприметную дверь в треугольную комнату, где умещались только четыре стула, телефон и нечто, напоминающее двустворчатое зеркало. Я чувствовала себя так, словно попала в шпионский фильм или в секретную штаб-квартиру некой секты.

Я села в кресло и некоторое время смотрела на телефон, размышляя, есть ли у меня достаточно веская причина, чтобы набрать номер 11-111 и попросить разрешения ознакомиться с документами, которые позволят мне больше узнать об охре. Затем – и когда я написала это несколько месяцев спустя, то удивилась, что все же сделала это, – я встала и вышла из комнаты, даже не взяв трубку. Это были секретные документы, настолько секретные, что в 1992 году они были изъяты из дома вдовы Стрелоу и помещены в сейф музея на случай, если старейшины аборигенов или ученые захотят с ними свериться. Я решила, что мне не стоит даже пытаться их увидеть. Что бы мне ни предстояло узнать о красной охре, это будет либо то, что мне расскажут люди, прекрасно понимающие, почему я их об этом спрашиваю, либо то, что я найду в публичных библиотеках, открытых для всех. Даже если это означало, что я буду знать меньше, все же, по-моему, это было наиболее честно. И, к моему удивлению, в тот же день я нашла в справочном отделе публичной библиотеки Алис-Спрингс информацию, которую искала. Это был записанный в «Песнях Центральной Австралии» Стрелоу рассказ о священном ритуале, который позволил мне понять, почему красная охра считалась настолько священной.

Жарким летом 1933 года Стрелоу был приглашен четырьмя старейшинами племени лоритья на церемонию вызова дождя в местечке Согнутая Подкова недалеко от Алис-Спрингс. Он описал, как люди приблизились к пещере, стуча бумерангами по щитам, чтобы предупредить предков о своем прибытии, вытащили со дна пещеры три священные дождевые палочки, или «тюрунги». Два тонких шеста, размером и формой напоминавшие диджериду, изображали Братьев Дождя, путешествовавших по Центральной пустынной стране в начале времен. Третий шест был поменьше и символизировал двух внуков этих братьев: жадных младенцев, жаждущих крови.

Жажда даже самых жадных до гемоглобина ритуальных предметов была удовлетворена во второй половине дня. Как писал Стрелоу, чтобы почтить предков дождя, четыре донора крови бодро принялись за работу: они перетянули жгутами руки и вскрыли вены на предплечьях. У всех были проблемы с качеством кровотока, так что первые пять минут они резали руки, раскалывая осколки стекла и увеличивая ими отверстия в венах. Но когда струи брызнули, они быстро обрызгали кровью тюрунгу, а затем верхнюю, нижнюю и боковые стороны входа в пещеру. Это было, как заметил сын миссионера, самое большое количество крови, которое он когда-либо видел в ходе церемонии.

Отчет о ритуале был написан очень обыденно, но Стрелоу добавил в примечании, что ему пришлось подготовиться к этой «кровавой оргии», сделав несколько хороших глотков коньяка, и даже тогда он был вынужден наблюдать за происходящим с достаточного расстояния и только через объектив своей камеры Graflex, чтобы ему не стало слишком плохо. День был жаркий, овраг небольшой, и запах крови казался ему совершенно невыносимым. Ему сказали, что это уникальные три тюрунги племени лоритья, они выделяются тем, что никогда не окрашивались красной охрой, вместо этого они должны были регулярно омываться человеческой кровью. Позже он предположил, что обычная практика окрашивания тюрунги красной охрой могла заменять покрывание их кровью, хотя это было, как он подчеркивал, только его предположением.

Когда церемония закончилась, пришедшие затаптывали окровавленный песок до тех пор, пока не исчезли все следы ритуала. Каждый должен был соскрести все его следы со своих рук и умыться, и лишь потом он мог вернуться в лагерь. «Важно, чтобы женщины не чувствовали запаха крови», – писал Стрелоу. Мне вспомнилась история, которую я слышала пару недель назад за кружкой пива от одного человека из Северной территории. Он сказал, что знал человека, который побывал на церемонии посвящения в середине 1990-х годов и по небрежности оставил церемониальную красную охру на руке, так что женщины смогли ее увидеть. Он принес нечто опасное в мир, где это невозможно было удержать, и наказанием за проступок была смерть. «Они убили его копьями», – прошептал мужчина, мелодраматично оглядываясь через плечо.

В той же библиотеке была книга о сказочных местах Алис-Спрингс, из которой я узнала дорогу вдоль реки Тодд (такой сухой, что там ежегодно проходят регаты, на которых гонщики бегают, неся на себе лодки), ведущую к казино. На карте она была обозначена как Барретт-драйв; аборигены предпочитали называть ее Дорогой невыполненных обещаний. Когда впервые было предложено проложить эту дорогу, аборигены-хранители дали разрешение на ее строительство, но лишь при условии, что та будет огибать местность, известную как Сновидение гусеницы, потому что в эту территорию входил длинный курган, который, как считается, был насыпан над местом упокоения предка гусеницы. Но строители дороги оказались людьми жадными – на огибание холма пришлось бы потратить довольно много денег. Они закрыли дорогу, а через несколько месяцев без какого-либо смущения открыли ее, и стало ясно, что они отрезали несколько метров от хвоста «Гусеницы». Эта рана все еще была видна. С дороги я видела уходящий вдаль длинный, заросший эвкалиптами, травой и покрытый указателями, предупреждающими людей держаться подальше, курган высотой около трех метров и шириной около пяти. Насыпь резко обрывалась у дороги, где курган был грубо обрублен, и я увидела, как среди обломков что-то блеснуло. На самом деле я видела много блестящих предметов. Оказалось, что «Гусеница» состояла из камня, который отслаивался, осыпаясь блестящей кремнеземной перхотью. Этот камень, валявшийся на дороге к казино, не был обычным камнем: при движении было заметно, что он меняет цвет. И снова я увидела, как нечто «священное» переливается сверкающими красками.

В Алис-Спрингс вы повсюду можете найти рисунки аборигенов – на логотипах и ковриках, на футболках и диджериду и, конечно же, на холстах – в десятках художественных магазинов, которые выстроились вдоль улиц центра города. Там было несколько картин Северной территории, написанных охрой, – я видела подобные в начале своего путешествия; были и другие, которые, казалось, представляли собой какой-то стилистический переход, – их создали художники, которые пришли из Кимберли, что к северо-западу от Алис-Спрингс. Они все еще использовали охру, но так, что окрашенными оказывались большие области, а не точки или полоски. Одним из самых ярких художников был человек по имени Ровер Томас, который жил между 1926 и 1998 годами в Вармуме, в поселке Индюшачий Ручей (Turkey Сreek), к западу от середины дороги, соединяющей Дарвин и Алис-Спрингс. Его картины похожи на кусочки кожи кенгуру, туго растянутые булавками из белого пигмента. Его работы кажутся не столько изображением этой земли, сколько своеобразной ее оболочкой: как работа Кристо с Рейхстагом в Берлине. Ровер Томас использовал темно-каштановую краску, а его небо имеет цвет горького шоколада. Он применял только натуральные пигменты, часто смешивая их со смолой кустарников, и писал по судостроительной фанере.