Дневник. 1873–1882. Том 1 - Дмитрий Милютин Страница 17

На это государь сказал, что [он решительно не хочет назначить кого-нибудь из великих князей, что] желает низвести пост в Варшаве до уровня обыкновенного генерал-губернатора, что полагает присвоить Хрущову просто титул генерал-губернатора Привислянского края и командующего войсками Варшавского округа, так чтобы самые наименования Царства Польского и наместника теперь же упразднить. [Всему этому я вполне сочувствую, и потому разговор наш был непродолжителен.] Получив от государя еще некоторые приказания, я поспешил домой, чтобы сделать необходимые распоряжения.

Тотчас после обеда я должен был покинуть своих воскресных гостей, чтобы ехать на панихиду покойного графа Берга. К удивлению моему, служба совершалась по православному обряду, русским духовенством. Мне сказали, что так желали родственники и приближенные покойника. Не заметно, чтобы кто-нибудь печалился о смерти графа Берга. Напротив, все говорят о покойном фельдмаршале с какой-то усмешкой и припоминают смешные стороны его. Действительно, странная была личность: нельзя отказать ему в уме, способностях, необыкновенной энергичности; но все эти хорошие качества принимали отрицательное значение при его ^[23] гибкости характера, изворотливости, неправдивости и необыкновенной живости в движениях. Эту живость и неутомимость сохранил он до конца жизни, хотя ему было уже 85 лет.

Возвратившись с панихиды домой, я застал у себя многочисленное общество. Много говорено было о покойном фельдмаршале, сообщались разные слухи о замещении его, толковали о новых затеях и интригах шуваловской шайки и т. д.

7 января. Понедельник. Большой парадный обед во дворце для английских принцев.

8 января. Вторник. Утром отпевание покойного фельдмаршала графа Берга в протестантской церкви Святого Петра, откуда погребальная процессия направилась по Невскому проспекту и Большой Садовой к станции Варшавской железной дороги. Государь с наследным принцем Валлийским и прочими принцами провожал процессию верхом до Пажеского корпуса.

Прямо с похорон я поехал во дворец к докладу. Представив государю опечатанные бумаги, найденные в кабинете покойного фельдмаршала, я доложил о полученных из Царства Польского сведениях касательно беспорядков, происходивших на днях среди униатского населения Седлецкой губернии по поводу изменений в церковной службе. Для усмирения крестьян применены войска, были раненые с обеих сторон и один или два убитых из крестьян; тем беспорядки и прекратились. Но при этом снова встретились недоразумения в соблюдении правил при применении войск. Гражданское и военное начальства различно понимают существующие правила. Случай этот подошел очень кстати – в подтверждение необходимости единства власти в этом крае.

Однако ж когда разговор обратился снова к вопросу о замещении покойного графа Берга, оказалось, что прежнее мнение государя, так положительно высказанное в воскресенье, уже поколебалось. Я предвидел это вследствие разговора, который имел вчера утром с графом Шуваловым в Государственном совете. Он мне доказывал выгоды отделения гражданской власти от военной и указывал на статс-секретаря Набокова для занятия должности генерал-губернатора в Привислянском крае. Сегодня точно то же услышал я и от государя.

Я возражал и отстаивал прежнее предположение его величества. Позвали Набокова, который произнес целый спич в пользу означенной шуваловской идеи, причем, конечно, прикинулся вовсе не подозревающим, что вопрос касается лично его самого. Государь объявил нам, что завтра будет по этому предмету совещание. Мы вышли с Набоковым в другую комнату и там еще долго спорили. Тот же разговор возобновился потом и в Комитете министров с графом Шуваловым и Тимашевым; я попробовал отклонить их от злополучной мысли разделения власти в Варшаве. Узнал я, что великие князья, присутствовавшие утром при докладе, вполне согласны с моим мнением.

По окончании доклада государь возвратил мне мою записку о Медико-хирургической академии, сказав, что всё изложенное в ней ему известно и он все-таки желает, чтобы мы (министры внутренних дел, народного просвещения и военный) обсудили вопрос; в случае если не придем мы к соглашению, его величество решит по своему усмотрению. По всему видно, что дело уже проиграно; однако ж попробую еще раз вступить в переговоры с моими противниками, хотя и знаю вперед, что всё напрасно.

В Комитете обменялся я несколькими словами с Тимашевым, а вечером послал ему записку для прочтения. С ним все-таки приятнее вести дело, чем с желчным и угловатым графом Толстым.

В Комитете министров обсуждалось предположение графа Шувалова о новой амнистии полякам по случаю предстоящей свадьбы в царском семействе ^[24]. Странно, что при всяком подобном торжественном событии оказываются новые милости и льготы одним только преступникам и почти исключительно полякам. Эту мысль заявляют многие, но тем не менее в Комитете почти не было возражений на шуваловский проект.

Заседание Комитета дало мне предлог, чтобы избегнуть дальней поездки на станцию Варшавской железной дороги для встречи германского наследного принца [Фридриха-Вильгельма] и принцессы [Виктории-Адельгейды]. Та же причина помешала мне ехать с поздравлением к генерал-адъютанту Лутковскому, который сегодня празднует 50-летний юбилей службы. Однако же я должен был участвовать в обеде, данном ему в ресторане Бореля членами Военного совета и некоторыми другими сослуживцами. Прямо с обеда отправился я на станцию Варшавской железной дороги для встречи наследного принца Датского Фридриха, приехавшего в 8 часов вечера с принцем Кобургским Эрнстом II. Тяжелый выдался денек. К тому же слякоть, ухабы, сверху и снизу мокро!

9 января. Среда. В 11 часу утра государь собрал у себя нас троих – графа Шувалова, Набокова и меня, чтобы снова посоветоваться относительно назначения нового начальства в Варшаву. И граф Шувалов, и Набоков по-прежнему настаивали на разделении властей, имея в виду назначить генерала Хрущова исключительно военным начальником, а самого Набокова – гражданским генерал-губернатором. Мне казалось, что вначале государь был в колебании; но после моих довольно пространных объяснений он заявил, что вполне разделяет мое мнение о невыгодах разделения власти в таком крае, какова Польша. При всем том, нельзя было не согласиться, что личность генерала Хрущова во многом не соответствует условиям предназначаемого ему поста. Он не имеет ни тех способностей административных [ни твердой воли], ни тех внешних качеств, какие требуются от представителя русской высшей власти в передовом пограничном крае; так, между прочим, он не знает ни одного иностранного языка.

Государь намеревался было сегодня же вытребовать сюда генерала Хрущова, чтобы лично переговорить с ним о будущем устройстве управления в Привислянском крае; но потом разговор свернул на другую личность – на генерала Коцебу, который соединяет в себе качества, недостающие генералу Хрущову, хотя в военном отношении пользуется менее завидной репутацией. Насколько назначение Хрущова было бы приятно для армии и насколько он оказался бы слабым в гражданской администрации, настолько же Коцебу был бы более подготовлен к этой последней роли и мало симпатичен войскам. В заключение разговора государь сказал, что пошлет за генералом Коцебу и переговорит с ним лично, однако всё же выразил сомнение в том, позволит ли генералу здоровье принять на себя новое тяжелое бремя.