Юрий Чурбанов: «Я расскажу все как было…» - Андрей Караулов Страница 16

Неужели ему все равно было, кого убивать? Тогда Брежнев тут не при чем. Я-то всегда считал, что этот человек был сотрудником милиции, и только здесь, из публикаций «Смены», я узнал, что он, оказывается, не имел к органам внутренних дел никакого отношения, что он служил в армии и имел звание лейтенанта. Остается невыясненным только одно: как же все-таки Ильин проник на территорию Кремля, пройдя — пусть даже и в милицейской форме — через достаточно плотные кордоны тех служб, которые отвечали за общественную безопасность. У меня осталось твердое впечатление, что это была незапланированная акция: покушавшегося тут же арестовали, и по заключению авторитетной медицинской комиссии этот человек был помещен не в следственный изолятор КГБ СССР, а в психиатрическую лечебницу, где он находится, как пишут, и по сей день. Газеты тут же дали сообщение ТАСС об этом «провокационном акте»; кроме того, Москва — это такой город, где люди всегда и так все знают; однако, какого-то большого резонанса этот инцидент все-таки не вызвал.

Никогда Леонид Ильич о нем не рассказывал и не вспоминал. А если я у него спрашивал: «Почему ЗИЛ небронированный?», то он обычно отшучивался: «Интересно, кто же это в меня стрелять-то будет, кому я что плохого сделал?»

* * *

На моей памяти особенных терактов в Москве не было. Иногда, правда, кидали самодельные бомбы, — я помню, было что-то в районе 40-го гастронома на Лубянке; иной раз, хотя и редко, взрывные устройства тайно подкладывались в метро; но все это, конечно, единичные акции, никакой спланированной «партизанской» войны против москвичей или — даже скажем так — против существовавшего государственного строя у нас не было. Не думаю, что все люди, занимавшиеся этой абсолютно бессмысленной деятельностью, на самом деле страдали психическими расстройствами, хотя мы всегда (это было удобно) говорили в печати именно так. Тут, конечно, сказывалась «перестраховка», наше вечное «как бы чего не вышло». Но всех этих преступников, действительно, врагов своего народа, было, слава богу, так мало, что мы могли их просто перебрать по пальцам.

* * *

…Вопросами охраны Генерального секретаря ЦК КПСС занималось Девятое управление КГБ СССР. Оно существует и сейчас, занимается, насколько я знаю, теми же самыми вопросами. Леонид Ильич имел небольшую охрану. Когда он ездил в зарубежные командировки, она усиливалась, но и принимающая сторона, в свою очередь, гарантировала личную безопасность высокого советского гостя. Все поездки Леонида Ильича за границу обычно проходили достаточно спокойно, в строгом, деловом режиме, никаких нежелательных эксцессов не было.

Мне думается, что Леонид Ильич пользовался определенной симпатией не только среди руководителей западных стран, но и среди их деловых кругов. Я так уверенно об этом говорю, ибо Леонид Ильич почти всегда возвращался из своих поездок переполненный самыми различными впечатлениями, и сам о многом подробно рассказывал. При нем была очень хорошая традиция: когда Леонид Ильич возвращался, все члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК собирались в здании правительственного аэропорта Внуково-2 и Генеральный секретарь ЦК КПСС по свежим следам делился своими впечатлениями. Тогда же принималось решение: принять к сведению информацию товарища Брежнева, одобрить итоги его визита и провести конкретные меры по таким-то и таким-то вопросам. Соответствующие ведомства тут же получали соответствующие указания. В зависимости от общего настроения и усталости Леонида Ильича эти встречи длились когда час, когда больше часа.

Сразу скажу: мне ни разу не приходилось бывать в зарубежных командировках вместе с Генеральным секретарем ЦК КПСС. Об этом не могло быть и речи. Виктория Петровна ездила вместе с Леонидом Ильичом за рубеж всего один или два раза, да и то лишь в тех случаях, когда этого требовал протокол. Что же касается меня, то в этом смысле я вообще работал в другом графике; очень много ездил по нашей стране, особенно в первые годы на посту заместителя министра по кадрам; но когда по служебной необходимости приходилось бывать за границей, то, выполняя личные поручения Леонида Ильича, я довольно часто встречался с руководителями этих стран. Впрочем, об этом — не сейчас, потом, это уже отдельный рассказ.

На мой взгляд, Леонид Ильич был очень мужественным человеком. Уже где-то в возрасте 70 лет врачи удалили ему в области паха то ли осколок, то ли свернувшуюся землю со времен войны. Врачи говорили, что ему нужно полежать несколько дней, подготовить себя к операции, но Леонид Ильич настаивал (и настоял!), чтобы эта операция была сделана сразу, уже на следующий день. В клинике Леонид Ильич пробыл недолго, и даже там он умудрялся работать, с кем-то встречался, что-то диктовал.

Очень серьезную травму Леонид Ильич получил в Узбекистане. Я думаю, что теперь это уже не может быть каким-то государственным секретом. Приехав в Узбекистан для вручения республике ордена Ленина, он вдруг (во второй половине дня) решил посетить один довольно большой авиационный завод. Для всех это было полной неожиданностью — завод, что называется, к визиту Генсека «не готовили». Естественно, всем рабочим хотелось хотя бы краешком глаза посмотреть на Брежнева. И вот, когда Леонид Ильич вышел в сборочный цех, его встретила большая толпа людей, всем хотелось пообщаться с Леонидом Ильичом и просто от всего сердца его поприветствовать. Кто-то из рабочих, человек восемь, наверное, залезли на большой и тяжелый стапель (так у автора — Прим, ред.), чтобы оттуда все как следует разглядеть.

И вдруг, именно в тот момент, когда Леонид Ильич находился под этим стапелем, тот рухнул на него с высоты порядка 5–6 метров. Охрана успела поднять руки, но вся эта махина со всего размаха обрушилась на головы людей, придавив и Леонида Ильича. У него была переломана ключица. Один из членов охраны получил тяжелые увечья.

Все смешалось — шум, гам, крики. Охрана тут же бросилась на помощь, но Леонид Ильич сам, превозмогая боль, конечно, встал и, прежде всего, отдал распоряжение отправить пострадавшего охранника, молодого симпатичного парня, в госпиталь. Даже в этой ситуации он думал не о себе, а о людях; у этого парня была тяжелая травма, и он тихо вскрикивал от боли.

А на следующий день Леонид Ильич выступал на торжественном заседании ЦК КП, Президиума Верховного Совета и Совета Министров Узбекистана, посвященном вручению республике высшей правительственной награды: рука с переломанной ключицей была искусно перевязана, блокирована новокаином. И хотя лечащий врач Леонида Ильича, умный и еще очень молодой человек, настаивал на немедленном вылете в Москву, Леонид Ильич решил не портить людям праздник и отложил этот вылет на утро следующего дня. Потом он довольно долго находился в больнице, дело медленно шло на поправку; кроме перелома ключицы Леонид Ильич, видимо, перенес и сильное психологическое потрясение — но он был сильным человеком и даже здесь, в палате, продолжал работать, звонил по разным телефонам, очень беспокоясь за судьбу урожая 1979 года (так у автора. На самом деле Л.И. Брежнев был в Ташкенте в марте 1982 г. — Прим. ред.).

Кстати говоря, вручая Узбекистану орден Ленина и лично очень хорошо относясь к Шарафу Рашидовичу Рашидову, Генеральный секретарь ЦК КПСС даже в этом, казалось бы, сугубо праздничном докладе подверг Рашидова определенной критике. Но что это была за критика? Я бы назвал ее так: «брежневская». Леонид Ильич, как никто другой, умел так журить людей, что они на него никогда не обижались.