ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР - Геннадий Янаев Страница 16

Что же касается вышеупомянутого кадрового дефицита в непосредственном, сугубо профессиональном окружении Горбачева, то могу это проиллюстрировать опять же на собственном примере. Циники и карьеристы (за исключением «агентов влияния») возле последнего советского президента долго не задерживались, понимая, что их шеф такой же циник и карьерист, да к тому же явно бесперспективный. И он, по вполне понятным причинам, старался до поры до времени поддерживать сотрудничество с теми, кто обладал опытом и знаниями. И, конечно, с теми, у кого, несмотря ни на что, сохранялись остатки доверия и уважения, чувства товарищества по отношению к нему. Я был как раз из тех, последних.

Горбачев меня «заметил» в 1989 году, перед I Съездом народных депутатов СССР. Мы тогда впервые собрались в составе Московской депутатской группы во главе с Л.Н.Зайковым. И генсек на том собрании присутствовал. Помнится, чуть ли не с первых минут заседания «демократы» взяли с места в карьер и начали выдвигать свои «стратегические» инициативы. Они хотели поменять все и сразу уже на первых заседаниях Съезда, в частности страстно требовали, не мешкая, отменить статью Конституции о руководящей роли КПСС.

Когда температура обсуждения поднялась до критической, я взял слово. И начал увещевать самых нетерпеливых, говоря им, что не стоит пытаться объять необъятное, что невозможно решить моментально все насущные проблемы, накопившиеся в стране, что решать их надо поэтапно, сначала уяснив для себя хотя бы самые основные особенности такого нового для всех феномена, как большой союзный парламент. Сказал я несколько слов и в защиту перестройки с ее главным застрельщиком, при этом хорошо помня, понимая и принимая слова нашего замечательного писателя Юрия Бондарева, произнесенные им на XIX Всесоюзной партконференции (в 1988 году) и ставшие тогда крылатыми: «Наша страна оказалась в положении поднявшегося в воздух лайнера. Летим на большой скорости. Аэропорт, с которого мы поднялись, остался позади, возврата туда нет. Но в каком летим мы направлении?.. Какой аэродром нас примет?!. Никто не знает». (Здесь уместно отметить, что фамилия именно этого прославленного литератора стояла первой в знаменитом «Слове к народу», опубликованном в «Советской России» менее чем за месяц до создания ГКЧП). С ответной речью на том собрании Московской группы выступил Марк Захаров. Он эдак полупрезрительно кивнул в мою сторону и изрек: «Я вот этого товарища послушал, и на меня как будто тридцать седьмым годом повеяло». Горбачев, по своему обыкновению, отмолчался, однако, как впоследствии выяснилось, на него мое выступление произвело благоприятное впечатление. И это во многом предопределило мою дальнейшую судьбу.

Во время работы последнего съезда КПСС (в июле 1990-го), проходившего в Кремле, меня вдруг, нежданно-негаданно пригласили Горбачев и другие партийные руководители для важной беседы. Встретились там же, во Дворце съездов. Генсек мне: «Мы решили избрать тебя секретарем ЦК и членом Политбюро». Я ему в ответ: «Спасибо за доверие, Михаил Сергеевич, но меня совсем недавно избрали председателем ВЦСПС. А мы, профсоюзы, пусть по большому счету и формально, но тем не менее провозгласили свою независимость от всех политических партий, в том числе и от КПСС. Как же, оставаясь руководителем профсоюзного объединения, я смогу войти в руководство компартии?»

— Уходи из профсоюзов.

— Хорошо, уйду. А чем мне предстоит заниматься в партии?

— Вопросами экономики.

— Это не мое, Михаил Сергеевич. Вам для решения экономических вопросов гораздо больше Строев подходит.

— А чем ты занимался в профсоюзах?

— В последние годы международными делами в основном.

— Ладно, будешь и в КПСС международный отдел курировать.

— Но у вас для этого Фалин есть.

— Ничего, ничего. Будешь при Фалине «Сусловым»...

Так я оказался в Политбюро и ЦК КПСС.