Царь - Валерий Есенков Страница 16

Так в голове Иоанна зарождается грандиозный план оборонительного и наступательного союза северных государств, направленный, само собой разумеется, против хищной, несговорчивой Польши. В этот крайне полезный, крайне приятный его уму и сердцу союз уже входят Московское царство и Швеция. Исключительно дипломатическими средствами он присоединит к этому союзу ганзейские города, привлечёт Данию, которая тоже не приходит в восторг от слишком наглых польских претензий на преобладание в балтийской политике и торговле, и заманит в него каким-нибудь способом Англию, которая именно в эти переломные для своей истории десятилетия нуждается в союзниках как никогда. Между прочим, в расчётах на Англию им руководит не фантазия, а трезвая оценка её положения. Ему ведомо, до какой крайности шатко положение королевы Елизаветы на английском престоле. Мало того, что специальным эдиктом покойного короля Генриха, её деспотического отца, она объявлена незаконнорождённой и несколько лет ждала в заточении казни. Ему известно от английских торговых людей, что с севера, из Шотландии, английской королеве угрожает куда более законная претендентка Мария Стюарт и что по этой причине очень ненадёжны английские лорды северных графств. Он знает о непримиримой вражде испанского короля Филиппа, который перекрывает английской торговле морские пути, кроме одного, к пристани святого Николая на белом море. Он заключает по рвению английских торговых людей, как нуждается Англия в налаженной, прочной торговле с Москвой. Его извещают лазутчики, что и германский император, и польский король настойчиво требуют от Елизаветы наложить запрет на эту торговлю, чтобы полностью изолировать русский народ от Европы и тем обречь его на ничтожество и нищету, однако английская королева всякий раз отвечает туманно, общими фразами и продолжает направлять в Белое море десятки своих кораблей, да и сами английские торговые люди так и рвутся в русскую Нарву и доставляют свои товары до самого Нижнего Новгорода. Как ей не согласиться заключить с ней военный союз, а если она согласится, кто во всей Европе сможет устоять против них? По его убеждению, не сможет никто!

И ранней весной, едва вскрываются реки, Иоанн отплывает на север. Псом смердящим, с повинной головой он приходит в Кириллов Белозерский монастырь, чтобы исступлённой молитвой очистить осквернённую душу от безобразий и смрада грехов. Он жертвует тамошним инокам значительную сумму в двести рублей и вновь умоляет игумена изготовить для него в стенах любимой обители отдельную келейку, где он станет проводить дни и ночи в посте и молитве, если когда-нибудь Бог сподобит ему постричься в монахи. Затворничество, иночество — его заветная мечта, искренняя, сердечная, давняя, но тоже вроде сестры польского короля: либо пострижётся, либо не пострижётся, либо получит, либо не получит Катерину в качестве неизвестно кого, уж как ведает Бог, а пока он царь и великий князь и предстоят ему греховные, мерзкие, земные дела.

И на этот раз главная цель его Вологда. Он проверяет, каково возводится крепость, которой надлежит стать надёжным оплотом всего московского Севера. Он примеривается, не превратить ли её, столь удалённую от всегда опасных, ненадёжных, зыбких украйн, в стольный град всех опричных владений, уже самим расстоянием защищённый от постоянно грозящей Москве возможности внезапного нападения: конным полкам от Оки и Смоленска всего два дня пути. Мало того, он предполагает построить в Вологде собственный флот, военный, европейского образца, с любимыми пушками на борту, для начала из четырёх кораблей, которым предназначено обезопасить торговлю от наглости польских и голландских пиратов. По его повелению по всему побережью Белого моря разыскивают и отбирают самородных умельцев, навыкших ладить для поморов ладьи, а из Англии ждут мастеров. Он обнаруживает по спискам, что опричное войско благодаря притоку служилых людей, уходящих от удельных князей и бояр, увеличилось в полтора раза и впредь обещает только расти. Для испомещения новых дворян данным ему правом он забирает в особный двор Кострому, безвотчинную, беспоместную, что не наносит ущерба земским князьям и боярам, и таким образом овладевает всем средним течением Волги, за исключением Нижнего Новгорода, и соединяет прежде разрозненные Суздаль и Галич в одно громадное сплошное пространство особного двора, и эти истинно государственные заботы о торговле, о войске, о флоте едва ли свидетельствуют о том, будто он собирается постричься с сегодня на завтра или сбежать чёрт знает куда вместе с семьёй, как трубят о его замыслах недобрые люди. Напротив, по многочисленным хозяйским заботам видать, что он обустраивается надолго, всерьёз, что он чувствует себя прочно в им же преображённой Русской земле.

Видимо, англичане задерживаются в этом году или пока что отсутствует тот, с кем достойно вести переговоры о союзе с Елизаветой, кого английская королева примет и выслушает, на этот счёт Иоанн щепетилен и уважителен не только в отношении себя самого, но и в отношении других государей. Никогда он не сделает скоропалительный, необдуманный шаг, тем более с важным поручением не отправит простого гонца, что означает на дипломатическом языке оскорбление. Он предпочитает отложить переговоры на более позднее, но удобное время, при надлежащих событию обстоятельствах, чем впопыхах доверить такое серьёзное поручение первому встречному из англичан. Распорядившись тотчас прислать подходящего человека, как только англичане появятся в Вологде, он возвращается в немилую Москву обживать свою крепость-дворец на Воздвиженке, а следом за ним из Кириллова белозерского монастыря просачиваются тёмные слухи, которые, может быть, распускает он сам, чтобы отвлечь подручных князей и бояр от заговора и измен ожиданием того счастливого дня, когда он добровольно оставит престол, и действительно подручные князья и бояре принимаются оживлённо обсуждать приятную новость о том, будто он готовится постричься и удалиться от дел, прикидывают, кем бы его заменить, дружно отвергают его сына Ивана, ненавистное Калитино семя, и вновь сходятся на князе Владимире Старицком, человеке всесторонне бесцветном и потому угодном для них, как польским панам угоден только бесцветный, бессильный король, вряд ли задумываясь над тем, что их пересуды и шёпоты очень скоро становятся известны московскому царю и великому князю через тех князей и бояр, которые остаются верны ему. Впрочем, он и без донесений верных и преданных знает, что они ему не верны и без сожаления расстанутся с ним. Он за ними следит, чтобы они его не застали врасплох, и пока что удовлетворяется наблюдением. Точно так же он напряжённо следит и за тем, что происходит в Польше, в Литве и в Крыму, откуда каждый день может нагрянуть беда. И в самом деле, из-за Перекопи вновь доставляются тревожные вести. Хан приглашает на беседу Нагого и говорит:

— Я бы с твоим государем и помирился, да теперь на твоего государя поднимается человек тяжёлый, турецкий царь, и меня на Астрахань посылает, да и все мусульманские государства поднимаются на твоего государя за то, что твой государь побрал мусульманские юрты.

Преданный Иоанну, опытный дипломат, Афанасий Нагой отвечает бестрепетно, поскольку дипломату не полагается трепетать ни перед кем:

— Астрахань государю моему Бог дал, и стоял за неё Бог же и государь мой. Ведаешь сам, что государь мой сидит на своём коне и недругам своим за недружбу мстит.