Александр Великий. Дорога славы - Стивен Прессфилд Страница 16

Но мы сделаем это.

Я сделаю.

Сегодня мы заставим их в это поверить.

Все эти мысли проносятся в моей голове за одну пятидесятую долю того времени, которое потребовалось, чтобы их изложить. К этому моменту старшие командиры уже собрались под мой значок для получения последних приказов, а их сотники, полусотенные и десятники производят перестроение, формируя ряды и шеренги для встречного удара, какой мы отрабатывали и возможность какого предвидели ещё в Фессалии, по пути сюда, и здесь, на совете в Херонее.

Тысяча локтей. Наши отряды продолжают наступать по косой. Что видит противник? Только то, что я хочу, чтобы он видел.

Он видит три отряда тяжёлой, вооружённой сариссами пехоты, сорок пять сотен солдат, составляющих строй глубиной в шестнадцать шеренг и шириной в шестьсот локтей, треть протяжённости крыла. Остающиеся до реки тысячу двести локтей заполняют ряды союзников. Фронт македонской фаланги не похож ни на что известное доселе в военном деле. Вместо коротких копий переднего ряда впереди строя движется сплошной лес железных наконечников сарисс, мерно покачивающихся в такт ритму марша.

Видит он и то, что мы наступаем на него по косой, выдвинув вперёд правый фланг. Иными словами, отряд Антипатра, опережая остальных, движется на сближение со «священным отрядом». Это убеждает неприятеля в том, что наш главный удар нацелен именно туда. Я поддерживаю это заблуждение, направляя туда же легковооружённых стрелков и метателей дротиков. Всё говорит о том, что нас интересует «священный отряд», и только он.

Я уже рассказал тебе о том, что видит наш враг. Теперь рассмотрим то, чего он не видит. А не видит он мою тяжёлую кавалерию. Я располагаю четырьмя отрядами «друзей» (это восемьсот восемьдесят один всадник), которые держатся в тылу фаланг и полностью скрыты от взора поднятой пехотой пылью, и лесом поднятых вверх сарисс задних шеренг, и двумя отрядами Гефестиона, которые держатся слева, чтобы, когда пойдут в атаку и помчатся вперёд, удар пришёлся на правый фланг врага. Впрочем, всадников можно было бы и не прятать. Противник недооценивает конницу. Презирает её. Ни во что её не ставит.

Восемьсот локтей. Острия наших копий направлены на «священный отряд». Враг должен верить, что он, и именно он, является нашей основной целью. «Священный отряд» должен готовиться к отражению нашей атаки. К тому, что мы обрушим на него всю свою мощь. Этому посвящено всё. Именно по этой причине, а не для виду высланы вперёд легковооружённые стрелки и метатели дротиков. Это не юноши или старики, не годные больше ни на что, кроме как швырнуть в сторону врага что попало и отбежать в тыл, а самые лучшие, самые умелые бойцы в мире. Горцы из северных племён, где юноша не имеет права называться мужчиной до тех пор, пока не свалит вепря или льва одним ударом. Лучшие их воины способны пустить стрелу по ветру на четыреста локтей, а их дротики легко расщепляют двухдюймовые доски.

Семьсот локтей. Наши копьеметатели уже видят глаза врагов сквозь прорези их шлемов и осыпают их дротиками, каждый из которых весит от трёх до пяти фунтов и имеет острый железный наконечник. Враг держится, укрываясь за дубовыми, обитыми бронзой щитами.

Шестьсот локтей. Мы уже переступаем через первых раненых из числа передовых, легковооружённых бойцов противника. Кони всхрапывают, чуя кровь. Буцефал, сжатый моими коленями, содрогается, словно корабль, столкнувшийся с тараном. Не касаясь поводьев (этого не допускает его гордость), я слегка перемещаюсь на конской спине, и мой скакун восстанавливает спокойствие.

Я в окружении телохранителей и курьеров выдвигаюсь вперёд, в промежуток между занимающими правое крыло отрядами Антипатра и Коэна.

Пятьсот локтей. Наши лучники и метатели дротиков выпускают последние стрелы и по промежуткам между наступающими отрядами тяжёлой пехоты отбегают в тыл. Поле полностью расчищается от лёгкой пехоты, и мы теперь отчётливо видим багрянец и золото «священного отряда». Видим командиров, указывающих своим подчинённым на значки наших подразделений. Точно так же, как делаем мы.

Неожиданно Теламон трогает меня за плечо.

— А вот и потрошители свиней!

Он указывает вперёд, на отряды, перебегающие позади вражеского строя, чтобы подкрепить «священный отряд». Только после боя мы узнали, что то был составленный из состоятельных граждан Фив отряд Геракла (бывший Эпаминондов), уступавший по качеству подготовки и вооружения только «священному отряду», и соединения Кадма и Электры, сформированные из крепких, стойких беотийских земледельцев. Те самые подразделения, которые при жизни прошлого поколения победили Спарту. Мне неизвестно, насколько хороши их бойцы сейчас, но острия их копий в тылу «священного отряда» видны очень хорошо. Они выстраиваются там.

Вот он, долгожданный миг! Я чувствую, что взоры Теламона, Клита и всех всадников устремлены на меня. О, мой юный друг, под силу ли мне выразить словами, как я счастлив? Через несколько мгновений мы все можем встретить смерть, но мои товарищи принимают это с готовностью. Я тоже. Смерть ничто по сравнению с «dynamis», с охватившей нас жаждой битвы. Триста. Я подаю знак Теламону.

— Сариссы к бою.

Пики задних рядов опускаются на плечи бойцов передних шеренг, делая щетину железных игл ещё гуще. Из-за огромной длины древков они опускаются не резко, но плавно, как будто над строем прокатывается волна. Одновременно из сорока пяти сотен глоток вырывается боевой клич.

Враг отвечает тем же: мы слышим, как затягивают фиванцы свою боевую песнь. Неприятельские командиры, до сих пор стоящие перед строем, отступают, скрываясь за сомкнувшейся стеной окованных бронзой щитов. Бойцы упираются ногами в землю и взывают к богам, прося даровать им силы выдержать наш удар.

Как я уже говорил, сражение сродни театральному представлению, а суть театра есть игра и обман.

Зритель видит на сцене актёров, а принимает их за царей и богов. Он видит то, что хотят ему показать.

Мы показываем врагу вовсе не то, что собираемся делать.

А делать собираемся вовсе не то, что показываем.

Двести. Звучит труба.

Сто. И снова я подаю сигнал трубе. В «священном отряде» уверены, что наше правое крыло, отряд Антипатра, сейчас обрушится прямо на него.

Но ничего подобного не происходит. По трубному зову фронт Антипатра поворачивается на пол-оборота влево, и острия его копий нацелены уже не на «священный отряд», а на ополченцев, чьи позиции справа от него. Наступающие по косой пехотинцы выравнивают строй и устремляются в атаку.

«Священный отряд» приготовился отразить эту атаку. Но никакой атаки не последовало. Вместо этого перед противником неожиданно открываются двести локтей пустого пространства.

Но, направляя воинов Антипатра по диагонали от фронта «священного отряда», я одновременно делаю и кое-что ещё. А именно: разворачиваю укрытые до сих пор за лесом поднятых вертикально сарисс задних шеренг четыре отряда своих «друзей» (два отряда Гефестиона ещё остаются в тылу левого фланга) и галопом направляю их к правому крылу, позади наступающей пехоты Антипатра. Конница на скаку перестраивается из линии квадратов в колонну клиньев. Этот боевой порядок именуется «зубы дракона». Каждый клин — это зуб, и каждый зуб следует за зубом перед ним.