Загадка песков - Эрскин Чайлдерс Страница 16

Я не прошу извинения за то, что описал эти первые дни во всех подробностях. Стоит ли удивляться, что все ничтожные происшествия запечатлелись в моей памяти столь же ярко, как краски земли и моря в этом очаровательном уголке света. Всякий пустяк, живописный или не очень, имел, как оказалось, свое значение; всякий обрывок разговора давал нить; всякий перепад настроения таил в себе переход к хорошему или к дурному. Воистину как тонка была цепь событий, превративших развлекательное путешествие в одно из самых значительных предприятий в моей жизни.

Следующие два дня готовили эту перемену. В первый из них юго-западный ветер еще держался, и мы совершили вылазку в Аугустенбург-фиорд, чтобы, по выражению Дэвиса, «отработать навыки в условиях хорошей трепки». День оказался посвящен непромокаемым костюмам, тем грубым и вонючим балахонам, которые я нашел чудовищно неудобными. Да, для меня то был день проверки на прочность, потому как над фиордом то и дело проносились шквалы, а Дэвис по моей же настоятельной просьбе не давал мне роздыху. Мы лавировали взад и вперед, заходили в бухточки и выбирались оттуда, брали и отпускали рифы, то мокли под дождем, то парились на солнце, причем не имея даже минуты, чтобы перевести дух или посидеть-подумать.

Я сражался с непослушными снастями – это покорные рабы, если сумеешь подчинить их, и жестокие тираны, если верх берут они. Я ползал, прыгал, тянул, снуя по палубе, тогда как Дэвис, бесстрастный и безмятежный, руководил моими метаниями.

– А теперь прими руль и пытайся удерживать курс круто к ветру. Это самый захватывающий спорт на свете!

Так знакомился я с тонкостями обращения с этим деликатным судном: слезящиеся глаза, растертые руки и полуоцепеневшее сознание – для всего требовались предельные усилия. Тем временем Дэвис, следя за шкотами, попутно орал мне в ухо, открывая тайны великого мастерства. Так, морщинки на шкаторине грота и далекое ворчание голодного кливера – признаки того, что парусам не хватает ветра и надо идти полнее; значительный крен и раскачивание корпуса, ощущение ветра на щеке, а не на носу, увеличившийся угол полоскания флюгера на мачте – признаки излишнего ветра, говорящие, что яхта покорно сваливается под ветер, вместо того чтобы прокладывать себе путь в крутой бейдевинд. Он преподал мне тактику действий при встрече со шквалом и способ использовать свое преимущество, когда тот отступает, – если хочешь управиться с капризным румпелем, требуется железная рука в бархатной перчатке. Объяснил, какой набор парусов позволяет идти быстро, но не создает нагрузки на корпус. Все это и еще многое старался я постичь, не думая в ту минуту, стоят ли эти знания таких усилий, но твердо вознамерившись овладеть ими. Нечего и говорить, времени любоваться красотами у меня не осталось. Поросшие лесом бухточки, в которые мы заглядывали, давали краткую передышку от ветра и брызг, но мне приходилось заниматься освоением лота и шверта – две новые и весьма обременительные обязанности. Страсть Дэвиса плавать на пределе возможного оставалась ненасытной даже в этих спокойных, бесприливных водах.

– Подходим к берегу как можно ближе. Ты работаешь лотовым, – так гласила его формула.

И я делал неудачные забросы, допускал слабину линя, заливал в рукава целые реки воды – короче, совершал все мыслимые gaucheries ^[28], на которые обречены начинающие. Тем временем песок под килем проступал все явственнее, и Дэвис с досадой отворачивал и кричал:

– К повороту, шверт опустить!

Мне приходилось кубарем спускаться в каюту и сражаться с дьявольским механизмом – единственным из оборудования «Дульчибеллы» предметом, который я люто ненавидел от начала и до конца. У него имелась отвратительная привычка выбрасывать при опускании фонтаны воды, которые лились из-под крышки цепи на палубу каюты. Одной из моих обязанностей являлось затыкать щель ветошью, но даже так булькающий звук постоянно портил нам аппетит во время обеда. Через минуту заливчик оставался позади, наш штевень врезался в короткие резкие волны фиорда, и мы начинали пробиваться сквозь брызги и дождь к какому-нибудь мысу на противоположном берегу. О целях и конечном пункте, если таковые вообще имелись, я не имел ни малейшего представления. В северной оконечности фиорда незадолго перед поворотом Дэвис впал в задумчивость, в высшей степени меня раздражавшую, потому как я сидел на румпеле и, намереваясь избежать непроизвольного поворота фордевинд, как никогда, нуждался сейчас в добром наставнике. Словно продолжая спор с невидимым собеседником, он продолжал твердить, что нет смысла забираться дальше на север. В его доводах фигурировали утки, погода и карты, но я не вникал в за и против, и понял только то, что мы резко поворачиваем и начинаем «пробиваться» на юг. Закат застал нас в той же укромной заводи среди деревьев и лугов залива Альс, что и накануне, – какая восхитительная умиротворенность после треволнений дня! Разбитый и измотанный, я выскользнул из своих непромокаемых лат, и немного позже мы изведали (хотя и не в полной еще мере) то удивительное наслаждение, когда после трудного дня ты, чувствуя приятную усталость и благородное утомление, вкушаешь настоящую амброзию, пусть роль ее выполняет всего лишь говяжья тушенка, и пьешь нектар, пусть даже и извлеченный из земных плодов кофейных ягод, и вдыхаешь ароматы, о которых даже вечно счастливые боги Гомера не имели ни малейшего представления.

На следующее утро, тридцатого сентября, радостный клич «норд-вест дует!» заставил меня чуть свет тащиться, поеживаясь, на палубу, чтобы выбирать якорь и управляться с набухшими от дождя парусами. День выдался пасмурный и непогожий, но вполне приемлемый после вчерашней нестерпимой пытки. Мы вернулись к Зондербургу, а оттуда взяли курс на едва различимую бледно-зеленую линию в юго-западной части горизонта. Именно во время этого перехода произошел случай, который при всей его незначительности на многое открыл мне глаза.

Стая диких уток подрезала нам нос на небольшом расстоянии – треугольной формы фаланга вытянутых шей и хлопающих крыльев. Я правил, тогда как Дэвис прокладывал в каюте курс, но я сразу же позвал его, и разгорелся спор насчет наших шансов поохотиться. Дэвис оценивал их не слишком высоко.

– Те парни в Затрупе сильно сомневались, – сказал он. – Уток тут полно, но, насколько я понял, добыть их нездешним не так-то просто. Вся эта местность слишком уж цивилизованная, тут недостаточно дико, не правда ли?

Приятель поглядел на меня. Я затруднялся прийти к мнению. В некотором смысле здесь было как угодно, но только не дико, но вроде как хватало и укромных местечек для охоты на уток. Берег, вдоль которого мы шли, был обрамлен уединенными болотцами, хотя за ними простирались обширные поля. Разве не за прекрасными видами прибыли мы сюда? При растущем моем желании насладиться ими уклончивые отговорки Дэвиса только подливали масла в огонь. С какой стати, спрашивается, заставил он меня тащить сюда охотничье снаряжение, если даже пострелять нельзя?