Обвиняются в шпионаже - Владимир Томаровский Страница 16

"Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути нашего следования в город на протяжении почти трех миль через каждые 50 ядров были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой.

Американская служба безопасности более умно обеспечила защиту президента. Президентская машина проследовала в сопровождении усиленного эскорта бронемашин. В то же время самолет президента приземлился в неизвестном месте, и президент отправился без всякой охраны в американскую миссию по улицам и переулкам, где его никто не ждал.

Здание английской миссии и окружающие его сады почти примыкали к советскому посольству, и поскольку англо-индийская бригада, которой было поручено нас охранять, поддерживала прямую связь с еще более многочисленными русскими войсками, окружавшими их владение, то вскоре они объединились, и мы, таким образом, оказались в изолированном районе, в котором соблюдались все меры предосторожности военного времени. Американская миссия, охраняемая американскими войсками, находилась более чем в полумиле, а это означало, что в течение всего периода конференции либо президенту, либо Сталину и мне пришлось бы дважды или трижды в день ездить туда и обратно по узким улицам Тегерана. К тому же Молотов, прибывший в Тегеран за 24 часа до нашего приезда, выступил с рассказом о том, что советская разведка раскрыла заговор, имевший целью убийство одного или более членов "большой тройки", как нас называли, и поэтому мысль о том, что кто-то из нас должен постоянно разъезжать туда и обратно, вызывала у него глубокую тревогу. "Если что-нибудь подобное случится, — сказал он, — это может создать самое неблагоприятное впечатление". Этого нельзя было отрицать. Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом, включая и превосходных филиппинских поваров с его яхты, переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение…"

В день открытия конференции в окрестностях Тегерана были сброшены с самолета шесть немецких диверсантов во главе с помощником Скорцени штурбанфюрером СС Рудольфом фон Холтен Пфлюгом. Приземление прошло успешно, и диверсанты отправились на одну из городских явок, а именно — на квартиру некого Эбтехая. Однако они не знали, что этот человек был агентом-двойником и помимо немецкой разведки работал еще и на американскую…

Акция против "большой тройки" не состоялась…

И вот новое задание. Идея изменить ход войны путем теракта в Москве высказывалась некоторыми горячими головами и ранее. И по правде сказать, у Грейфе она не вызывала особого энтузиазма. Но теперь она созрела наверху и спустилась к нему, Грейфе, в виде готового решения. Не может быть и речи о сомнениях и колебаниях. Оставалось одно: прибегнуть к "золотому правилу", автором которого был Шелленберг. Во-первых, любое и даже самое идиотское начинание начальства ты должен встречать с видимым восторгом и демонстрировать неуемное рвение. Во-вторых, ты должен систематически информировать начальство об успехах в деле разработки плана операции. Самый сложный и ответственный третий этап: здесь нужно дожидаться того момента, когда начальственный пыл немного поугаснет, и только тогда начинать регулярные, но микроскопические "инъекции правды". Мастер дипломатии — это человек, который может повернуть дело так, что начальство само забывает о своих инициативах.

— Я внимательно изучил ваше личное досье, — вперив в Таврина тяжелый взгляд, сухо произнес Грейфе, — и полагаю, что вы доказали свою преданность рейху. Мы это ценим. Но борьба с большевизмом продолжается, она вступает в решающую стадию. Германская армия готовит сокрушительные удары по русским, и долг каждого из нас ей помочь. Мы поразим большевиков в самое сердце. Мы намерены совершить террористические акты в Москве.

Грейфе выдержал небольшую паузу и, подойдя почти вплотную к Таврину, сказал с нажимом в голосе:

— Я полагаю, вы — тот человек, который способен сделать это.

Подобного Таврин не ожидал. Это был удар, что называется, ниже пояса. "Коготку увязть — всей птичке пропасть", — мелькнула у него мысль.

— Не скрою, задание весьма трудное, рискованное, но мы постараемся подготовить все, как следует, чтобы обеспечить успех, — как сквозь вату доносился голос Грейфе. — Впрочем, вы можете отказаться…

Таврин не был настолько наивным, чтобы не понять, какая судьба ему будет уготована в случае отказа.

— Яволь, господин оберштурмбанфюрер! — заученно ответил он.

В расположение лагеря Таврин вернулся заметно подавленным. Разговор с Грейфе начисто вывел его из того душевного равновесия, к которому он с некоторых пор стал привыкать. Он понимал, что попал в западню, что задание, на которое он согласился, обрекает его на неминуемую гибель. Теперь его изворотливый ум был постоянно занят поиском спасительной лазейки. И тут опять на горизонте появился Георгий Жиленков. Зандбергский лагерь СД являлся базой формирования так называемых "русских легионов", которые впоследствии стали именоваться отрядами Русской освободительной армии (РОА). Сегодня мы знаем, что создание русской национальной освободительной армии, было иллюзией генерала Власова. Он полагал, что ему удастся собрать пленных и всех сражавшихся в рядах германской армии добровольцев в единое русское национальное формирование и выставить его против Сталина на самостоятельном участке фронта. Однако у Гитлера была иная точка зрения. "Мы никогда не создадим русской армии — это фантазия первого разряда", — категорично заявил он на совещании со своими военачальниками в горной резиденции 3 июня 1943 года. И далее: "Мне не нужно русской армии, которую мне придется целиком пронизывать чисто немецким скелетом. Если я взамен этого получу русских рабочих, это меня вполне устраивает…"