Хроника окружения. Демянск и Харьков - Илья Мощанский Страница 16

Несмотря на то что битва за Москву закончилась кровавым позиционным противостоянием, советское военно-политическое руководство было полно радужных надежд на дальнейшее ведение войны.

Конечно, успехи в зимней кампании 1941–1942 годов вызвали во всех слоях советского общества определенный оптимизм: враг непременно будет разбит и победа будет за нами. Однако внешнеполитическое положение Советского Союза оставалось крайне сложным и опасным: ведь он по-прежнему нес основную тяжесть борьбы против Германии и ее союзников, так как Великобритания и США не были готовы к открытию второго фронта в Европе. А между тем немецкие войска находились всего в 150 км от Москвы, в тисках вражеской блокады умирали от голода и бомбежек ленинградцы, миллионы жителей значительной части западных районов страны страдали от «нового порядка» оккупантов. Трудности Советского Союза усугубляли колоссальные потери в людях, оружии и военной технике, а также сложности в экономике. Однако «человеческий фактор» был самым тяжелым. С начала войны и до конца апреля 1942 года общие потери СССР составили 6839,4 тыс. человек, из них 4090,9 тыс. человек безвозвратные ^[37]. Поэтому проблемы восполнения потерь на фронте и нехватки квалифицированных кадров в тылу становились все серьезнее. Панацеей от всех трудностей виделось скорейшее и победоносное окончание войны, тем более что советскому руководству казалось, что в великом противостоянии коренной перелом уже наступил.

По заданию Ставки ВГК Генеральный штаб весной 1942 года развернул работу по планированию предстоящей летней кампании. Обобщалась и анализировалась разведывательная информация о противнике. Основное внимание уделялось намерениям германского командования, определению направления главного удара вермахта. В докладе Главного разведывательного управления от 18 марта утверждалось, что «центр тяжести весеннего наступления будет перенесен на южный сектор фронта с вспомогательным ударом на севере при одновременной демонстрации на Центральном фронте против Москвы… Для весеннего наступления Германия вместе с союзниками выставит до 65 новых дивизий… Наиболее вероятный срок наступления — середина апреля или начало мая» ^[38]. Через пять дней органы госбезопасности НКВД по своим каналам подтвердили информацию армейских разведчиков, сообщив в ГКО: «Главный удар будет нанесен на южном участке с задачей прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда по направлению к Каспийскому морю. Этим немцы надеются достигнуть источников кавказской нефти. В случае удачи операции с выходом на Волгу у Сталинграда немцы наметили повести наступление на север вдоль Волги… и предпримут основные операции против Москвы и Ленинграда, так как захват их является для немецкого командования делом престижа» ^[39].

26 марта ГРУ (главное разведывательное управление Красной Армии. — Примеч. авт.) представило начальнику главного оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту А. М. Василевскому спецсообщение, в котором излагалась британская оценка перспектив военной кампании на весну-лето 1942 г. По мнению военного командования и министерства иностранных дел Великобритании, Германия могла провести крупные операции только на южном крыле советско-германского фронта, нанося там главный удар с целью захвата кавказской нефти ^[40].

Советская, а через дипломатические каналы британская и американская разведывательные агентуры ^[41] исправно поставляли руководству СССР информацию о предполагаемых действиях фюрера и других вождей Рейха. Однако в вопросах противодействия дальнейшей немецкой агрессии между частью генералитета Красной Армии и военно-политическим руководством Советского Союза не было полного единства. Так, в американском журнале «Тайм» от 16 февраля 1942 года была опубликована очень интересная статья, посвященная начальнику Генерального штаба Красной Армии Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову и его прогнозу развития событий в предстоящей летней кампании 1942 года. При этом неизвестный автор сообщал, что, судя по всему, «Шапошников не испытывает особого оптимизма в отношении весны»; не согласен он и «с благими рассуждениями президента Калинина» о том, что «немцы не могут захватить инициативу»… и допускает такую возможность, несмотря на все противодействия с советской стороны. Причем он не сомневается, что даже если инициатива будет утрачена, то ее снова возможно завоевать и выиграть всю войну. И далее приводится предположительный ход рассуждений самого Бориса Михайловича: «По-видимому, весной и летом Ленинград по-прежнему останется в плотной блокаде. Можно ожидать удара на Москву, но она будет удержана. Скорее всего, немцы нанесут свой главный удар на юге с тем, чтобы оттеснить русских за Дон. На этом рубеже русские постараются удержаться и осенью начнут новое контрнаступление. К этому времени, если Великобритании удастся сохранить за собой Суэц и Средний Восток, Германия начнет ощущать нехватку горючего и людских ресурсов, а у личного состава вряд ли сохранится высокий боевой дух. В конечном итоге зимой 1942–1943 гг. развернется великое наступление на Рейх, в котором примут участие и западные союзники» ^[42].

Как мы видим, необходимая информативная база о намерениях противника в летней кампании 1942 года у советского военно-политического руководства имелась. Что же привело наше правительство и лично самого Сталина к неправильной оценке в определении главного удара немецких войск? Автор попытается разобраться в этом вопросе.

Генеральный штаб Красной Армии, оценивая вероятный характер действий противника, сделал вывод о том, что наибольшего эффекта немцы могут добиться при нанесении удара на участке Брянск, Курск в направлении на Ряжск и с последующими действиями на Владимир, при одновременном продвижении в сторону Пензы. Большая оперативная емкость этого направления, отсутствие крупных лесных массивов и водных преград вплоть до линии Коломна, Рязань, Моршанск, наличие развитой дорожной сети допускали массированное применение здесь крупных танковых и моторизованных соединений. В случае успеха на этом направлении немцы могли рассечь фронт на две части и охватить Москву с юга и юго-востока, отрезав от нее основные железнодорожные коммуникации. Не исключалась возможность нанесения противником удара и на северокавказском направлении с целью охвата нашего левого фланга, отсечения центра от бакинской нефти, нарушения коммуникаций, проходящих через Иран и обеспечивающих доставку вооружений от союзников. Однако, по мнению Генштаба, он мог носить только второстепенный характер, так как в этом случае большая часть советских войск оставалась бы вне воздействия противника.