Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин Страница 16

Итак, после поражения Каменева в единоборстве со Сталиным за лидерство в Политбюро, роль арбитра перешла к генсеку, вокруг которого сгруппировалось большинство, еще вчера внимавшие каждому слову Льва Борисовича. Отныне коллеги по высшему ареопагу партии при возникновении разногласий между Кобой и дуэтом Каменев и Зиновьев поддерживали, как правило, первого. Дуэт уже не имел возможности руководить формированием внутренней и внешней политики СССР, отныне эта привилегия принадлежала Сталину, который дирижировал процессом принятия коллегией решений на ее заседаниях. Каменев формально еще вел заседания Политбюро, но его статус таял на глазах и «свадебный генерал», естественно, горел желанием взять реванш, то есть, завоевать большинство. Но как? Дуэт решил снова развернуть кампанию по изгнанию Троцкого из Политбюро, а заодно и Сталина, невольно «переметнувшегося» на его сторону в ходе «литературной» дискуссии конца 1924 года.

Однако развернутая дуэтом кампания по дискредитации Троцкого и нового лидера в Политбюро быстро сошли на нет, поскольку остальные члены «семерки» решительно воспротивились участвовать в новой разборке, чреватой расколом партии. Тогда неугомонный тандем сменил тактику и стал искать возможность вбить клин между Сталиным и Бухариным, союз которых в начале января 1925 года решил судьбу лидерства в Политбюро.

Нужно каким-нибудь способом рассорить их, и тогда большинство отшатнется от разругавшихся союзников и начнет искать новый центр притяжения, которым вновь станет неразлучная пара Каменева и Зиновьева. Дуэт стал пристально отслеживать возможные «трения» во взаимоотношениях Сталина и Бухарина. Долго им ждать не пришлось.

27 апреля в Москве открылась XIV всесоюзная партийная конференция, во время работы которой Иосиф Виссарионович подверг критике одно выступление Бухарина. Николай Иванович 17 апреля на собрании московского актива, повествуя о «новых задачах в области нашей крестьянской политики», неосторожно произнес такую фразу: «Крестьянам, всем крестьянам надо сказать, — обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут!» 24 апреля речь напечатала «Правда». Ознакомившись с ней, Сталин и отреагировал соответствующим образом. Несмотря на то, что партконференция провозгласила курс на еще большую либеральность в аграрной сфере, товарищи по Политбюро, с легкой руки генсека, заставили Бухарина собственное заявление-лозунг публично дезавуировать. Тот подчинился, хотя в душе верность ему сохранял по-прежнему. Вот Каменев с Зиновьевым и решили попробовать из «искр» раздуть «пламя», развенчать через партийную дискуссию кулацкий антибольшевизм «любимца партии», дабы вынудить Кобу примкнуть к общему хору осуждения и втянуться в малоприглядную для обоих — Сталина и Бухарина — пикировку друг с другом.

Однако сразу же раздувать этот пожар они не решались, поскольку послушное Сталину большинство могло не поддержать новую конфронтацию, способную парализовать работу высшего коллегиального органа. Они решили отложить атаку на Бухарина, игнорирующего кулацкую опасность, до очередного XIV съезда партии, надеясь, что коммунисты партийного форума их поддержат. Когда определились с датой съезда (декабрь), дуэт развернул наступление на Бухарина, подготовив свою «платформу» в виде статьи Зиновьева «Философия эпохи», которая произвела среди коллег Григория Евсеевича эффект разорвавшейся бомбы. Статья была опубликована в газете «Правда» с некоторыми поправками, внесенными членами «семерки», 19–20 сентября 1925 года. Сталин понял, что дуэт намерен потрясти партию предсъездовской дискуссией, при этом травлей Бухарина и криками о кулацкой угрозе постарается перетянуть на свою сторону большинство делегатов съезда и тем самым вернуть утраченные позиции в Политбюро.

Однако следующие две статьи, подготовленные к печати Каменевым и Крупской, развенчивающие прокулацкий уклон Бухарина, семерка печатать запретила. Авторы статьи возмутились «зажимом» и решили поставить на Политбюро вопрос о текущем моменте ребром, разослав 1 октября прочим девяти членам коллегии «Секретную докладную записку», так называемую «платформу четырех»— Каменева, Зиновьева, Сокольникова и Крупской. Суть ее все та же: предупреждение о росте опасности усиления кулака и классовой борьбы в деревне, о неприемлемости линии Бухарина на мирное «врастание» кулака в социализм, критика лозунга «Обогащайтесь!» и обещаний уравнять в политических правах крестьян с рабочими. «Семерка» снова раздробилась на две фракции, которые схватились в ожесточенной полемике с взаимными обвинениями и демонстративными уходами с переговоров. Масла в огонь подлил секретарь Ленинградского губкома и Северо-Западного бюро ЦК П.А. Залуцкий, бросивший открытый вызов большинству членов Политбюро, «зажимающих» инициативу меньшинства, которому обещал всемерную поддержку ленинградских коммунистов.

Политбюро столкнулось с нелегким выбором: либо в кратчайшие сроки силой усмирить мятежную «колыбель революции», либо во имя сохранения хрупкого партийного единства ничего не предпринимать против оплота Зиновьева, живя под вечной угрозой быстрого перерастания худого мира в добрую дискуссионную ссору. Между прочим, «худой мир» устраивал больше всех Сталина.

Наличие активной оппозиции вынуждало членов Политбюро теснее сплачиваться вокруг своего неофициального лидера. Что означало на практике «теснее сплачиваться»? Чаще соглашаться с мнением Сталина, реже перечить ему и критиковать предложения генсека, не зацикливаться на мелочах, голосуя, по возможности, без обсуждения за тот или иной второстепенный проект, внесенный генеральным секретарем. Это— первый шаг на пути к появлению в Политбюро второго Ленина. Посему Сталин стремился к «худому миру» с ленинградцами, а не к погрому питерской организации, о чем Зиновьев с Каменевым, к несчастью, не догадывались. Оба боялись расправы большинства с меньшинством, на манер той, что сами устроили над Троцким в 1924 году. Основания для расправы имелись вполне внушительные — «Философия эпохи» Зиновьева, платформа 4-х, откровения Залуцкого… Год назад Троцкого пригвоздили к позорному столбу всего лишь за «Уроки Октября». Нынче большинство обладало выбором побогаче. Да и попытку развязать дискуссию ЦК пресек не мнимую, а самую что ни на есть настоящую.

Однако дуэт продолжал нагнетать страсти, поднимая на борьбу со сталинским большинством Ленинградскую парторганизацию, провоцируя его на силовую акцию против оппозиции. Сталин делал все, что мог, чтобы смягчить противоречия, сбить накал противоборства и в итоге затянуть дуэль с ленинградской оппозицией на как можно более длительный срок. Однако, несмотря ни на какие лавирования и маневрирования главы партаппарата, конфликт разгорался и обострялся по мере приближения даты начала съезда.