Людовик XIV - Эрик Дешодт Страница 16

Людовик начинает с того, что на три часа запирается в своем кабинете с Летелье и Гуго де Лионном, государственными министрами, но без сюрин- тенданта Фуке, которого даже не уведомили об этом совещании. Так был создан Узкий совет, или Высший совет, куда не допускаются ни члены королевской семьи, ни принцы крови. Анна Австрийская, убитая горем, восклицает: «Я так и знала, что он окажется неблагодарным и захочет всё делать на свой лад!»

Архиепископу Руанскому, пришедшему спросить, к кому ему следует обращаться по церковным вопросам, он отвечает: «Ко мне, господин архиепископ».

Таким образом, тон задан.

На следующий день, 10 марта, Людовик собирает в Венсенском замке расширенный совет, где присутствуют канцлер Сегье, сюринтендант Фуке, Летелье, Лионн, Лаврийер, Ломени де Бриенн и его сын, который записывает речь короля, адресованную Сегье: «Месье, я собрал здесь моих министров и моих государственных секретарей, чтобы сказать, что до сих пор я позволял управлять моими делами покойному месье кардиналу; теперь наступило время, когда я должен управлять оными сам. Вы станете помогать мне своими советами, когда я вас о том попрошу. Я прошу вас и приказываю вам, месье канцлер, не подписывать никаких распоряжений, не получив на то моих приказаний и не уведомив меня об этом, за исключением тех случаев, когда об оных приказаниях вы будете уведомлены одним из государственных секретарей. <…> А вам, мои государственные секретари, я запрещаю что-либо подписывать, будь то даже охранная грамота или паспорт, без моего на то распоряжения; я приказываю вам давать мне отчет каждый день и не оказывать предпочтения ни одному из дел, назначенных к слушанию. <…> Что касается Лионна, то он может быть уверен в моем к нему расположении, ибо я доволен его службой. Порядок отныне будет иной. В управлении моим государством, моими финансами и внешними сношениями я буду руководствоваться правилами, отличными от тех, что были приняты покойным месье кардиналом».

Обращаясь непосредственно к Фуке, он уточняет: «А вас, месье сюринтендант, я прошу пользоваться услугами Кольбера, которого мне рекомендовал покойный месье кардинал».

Никто не верит, что этот гитарист, танцор и охотник, до сих пор во всём подчинявшийся своей матери и своему наставнику, сдержит слово. Но все ошибаются. С этого времени за Людовиком утверждается репутация человека, умеющего как никто скрывать свое истинное лицо; человека, подлинную суть которого долгие годы пытались разгадать многие заинтересованные наблюдатели и который дожидался своего часа, ничем не выдавая своих намерений.

Что представляет он собой в это время?

Ему 22 года; у него сложение атлета; вопреки легенде, представляющей его маленьким человечком, он высокий, даже очень высокий для того времени: по самым точным расчетам его рост составляет пять футов и восемь дюймов, то есть 1,84 метра. Густые темно-каштановые волосы, темные глаза, блестящие и нежные, порой задумчивый вид; несколько длинноватый нос, румяные щеки со следами оспы, скверные, как и у всех в то время, зубы. Обманчиво медлительный ум, ибо он столь же медлителен, сколь и точен. Эта медлительность вызывает презрение его товарищей по играм — Бриенна, Гиша, Ледигьера, Рогана…

«Сии молодые люди, — сообщает Буало ^[51], — не находя в короле той живости, коей обладали они сами, вообразили, что его величество не слишком умен». Он это понял и не простил им.

«Он не открывался ни мне, ни кому бы то ни было другому, — напишет Бриенн, — и меня удивляло, что в нем так мало ума. Должен признать, что я заблуждался».

Страсть к таинственности унаследована им, видимо, от матери. «Он никогда не говорит того, что думает», — отмечает архиепископ Лионский. «Ему нравится выглядеть загадочным», — вторит ему историк Жан Кристиан Птифис.