Вселенная Айн Рэнд - Гэри Вайс Страница 16

Однако, приступая к изысканным закускам, участники встречи даже не подозревали об этом. Здесь никто не накидывался на угощение — все ели с изяществом. И кукурузные лепешки в меню не значились. Как и суп-мацебол. Кафе в центре Манхэттена, расположенное всего в нескольких кварталах от «St. Regis», не могло сравниться с этим лоском. Мои знакомые объективисты, высокоинтеллектуальные и явно низшего сорта (за исключением разве что Дона Гауптмана, человека весьма обеспеченного), были бы здесь не к месту, социально и демографически, на этом обеде по полторы тысячи долларов на гостя, где руководство Института Айн Рэнд позволило мне присутствовать с большой неохотой. Подозреваю, что институт был по какой-то причине заинтересован в моем участии: вероятно, руководству хотелось, чтобы я оценил масштаб их финансирования, хотелось оглушить меня звонкими речами, которые звучали весь вечер. И, разумеется, лично я был бы заинтересован в том, чтобы присутствовать на обеде, даже если бы не писал книгу: ведь там подавали самую вкусную еду, какую мне когда-либо доводилось пробовать.

На моем пропуске значилось, что я должен сидеть за «коричневым столом». Сначала я решил, что это такой цветовой код, но потом увидел, что во главе моего стола сидит Джим Браун, ^[39] руководитель и совладелец компании «Brandes Asset Management», который пожертвовал на этот обед 25 тысяч долларов. Через два человека слева от меня сидел Кэмерон, молодой Интернет-предприниматель, который не читает новостей. Не газет, а вообще никаких новостей. «Вам это нужно для работы, а мне нет», — заявил он мне убежденно. Должен признаться, я не нашелся сразу, что ему возразить, чтобы убедить его читать новости (или, если уж на то пошло, вообще что-либо читать). Мне до тех пор не доводилось дискутировать на подобную тему. Зачем читать новости? Зачем вообще читать?

Тем не менее оказалось, что стол, за которым мы сидели, предназначен для представителей СМИ. Напротив меня сидел Эндрю Наполитано по прозвищу Судья, комментатор «Fox News», который прежде работал в Высшем суде Нью-Джерси. Рядом с Кэмероном сидел Курт Крамер, долговязый и худосочный консультант по связям с общественностью Института Айн Рэнд, вылитый персонаж из «Атланта», если бы не жиденькая светлая бородка: Рэнд всегда питала отвращение к растительности на лице.

Я с неохотой оторвался от жареного на сковороде филе-миньон: мясо было приготовлено идеально, при этом розоватая вырезка контрастировала с блестящей в оливковом масле корочкой картофелин, приправленных шнитт-луком и чесноком, и с красными кляксами лукового мармелада. К микрофону вышел Ярон Брук и стал рассказывать, как он эмигрировал из Израиля — страны, которая во времена его детства задыхалась под ярмом зловонного социализма. То были волнующие воспоминания о тяжких испытаниях, но Брук преодолел волнение.

Он был человек худощавый, раньше времени поседевший, с треугольным лицом, на носу — очки без оправы. Говорил с особым напором, который выдавал в нем опытного оратора. Голос Брука так и громыхал в усилителях, а выговор был скорее бостонский, чем тель-авивский, и напоминал речь Элмера Фадда: иногда «р» звучало как «у» неслоговое. Он лелеял классическую иммигрантскую мечту: Америка — страна возможностей. Будучи объективистом, Брук формулировал эту мысль несколько иначе: «Америка — страна индивидуальной свободы», — говорил он, и «у всех нас есть право быть свободными от принуждения, в особенности со стороны правительства». «Отцы-основатели США понимали, что главным нарушителем прав всегда было правительство».

Брук был известным оратором, вел свои колонки в газетах, появлялся на кабельном телевидении, и в тот вечер он взял на себя обязанности распорядителя. Он стал преемником Леонарда Пейкоффа, некогда самого юного протеже Рэнд, которому теперь уже стукнуло восемьдесят и который широко улыбался с групповых фотографий «Коллектива». Как сообщил мне по электронной почте Крамер, отвечая отказом на просьбу об интервью с его боссом, Пейкофф «более-менее в отставке». Однако я точно знал, что тот работает над книгой, и я бывал на веб-сайте, с которого он регулярно рассылал подкасты. У меня имелся экземпляр его книги «Зловещие параллели», опубликованной в 1982 году; Рэнд ее очень хвалила ^[40] и даже сама написала к ней предисловие. В «Зловещих параллелях» Соединенные Штаты сопоставляются с Веймарской республикой, какой она была до нацизма. Это основательное, серьезное исследование, одна из глав которого называется «Кант против Америки». «Наперекор марксистской теории, большой бизнес был одной из наименее влиятельных сил в американской истории», — утверждает Пейкофф, варьируя одну из сквозных тем рэндианской литературы. ^[41]

Как и в других произведениях, Пейкофф вторит здесь далекому голосу своей наставницы. Рэнд утверждала, что бизнес-элита Америки — на самом деле никакая не элита, а преследуемое меньшинство, дрожащее под кнутом коллективизма, несправедливо определенное в козлы отпущения, и только шаг отделяет его от газовой камеры или ГУЛАГа. «Любое движение, стремящееся поработить страну, любая диктатура или потенциальная диктатура нуждается в меньшинстве, из которого можно сделать козла отпущения, обвинить во всех бедах нации и использовать это как оправдание, чтобы потребовать для себя диктаторских полномочий, — утверждала Рэнд на лекции в 1962 году. — В советской России козлом отпущения стала буржуазия, в нацистской Германии — еврейский народ, а в Америке — бизнесмены». ^[42] Эти и другие странноватые комментарии Айн Рэнд редко цитируются в речах, эссе и телевыступлениях светил объективизма.

И в речи Брука не было ни капли апокалиптического экстремизма, даже когда он жаловался, что «страна плачевно сдает позиции во всех тех областях, из-за которых я и приехал сюда: в том, что касается свободы личности и роли правительства» в нашей жизни. «Все мы знаем, что лучше не становится, — сказал он. — Становится только хуже. Наша страна — нравится нам это или нет — банкрот».

Но есть еще луч надежды, если только никто из собравшихся финансистов и их близких не позволит себе почивать на лаврах. «Скоро, в ноябре, нас ждет великая победа республиканцев. Я всецело за них, — заявил Брук, и публика ответила одобрительным мычанием. — Я голосую за республиканцев». Однако главная проблема, продолжал он, состоит не в недостатке сил у республиканцев, авих искаженном мышлении, в «ненависти к бизнесу». И, что самое омерзительное, молодому поколению методично прививают то же искаженное мышление. Главная зараза гнездится в университетах. «Чем лучше университет, тем горячее он выступает против капитализма, против бизнеса, против рассудка, против всего того, что делает нашу страну великой», — сообщил Брук притихшей публике.

Я пытался представить себе, как Гарвардская школа бизнеса, Йельская школа менеджмента и Уортонская школа, бизнеса выступают против бизнеса, когда Брук в своей речи перешел от кризиса в образовании к постоянным неудачам общественного стимулирования. «Мы снова и снова наступаем на одни и те же грабли. Мы ничему не учимся». Предложил ли Обама достаточно обширный комплекс мер по стимулированию экономики, еще предстоит обсудить, но нынешний вечер был посвящен иной теме. Этот вечер был предназначен для активного расширения круга знакомств, для возлияний и бравурных речей.