Адмирал Кузнецов - Владимир Булатов Страница 16

Сам Николай Герасимович позднее утверждал, что оснований увлечься романтикой моря у мальчишек-архангелогородцев было предостаточно: «В Архангельске и особенно в его пригороде Соломбала жило много поморов, предки которых еще при Петре Великом селились на берегах Белого моря. Устье Северной Двины не случайно с давних пор привлекало внимание России. Студеное море открывало нашим отважным мореходам путь как на запад, так и на восток.

Рассказы старых моряков разжигали в сердце мечту о странствиях и подвигах. Часами мы, мальчишки, простаивали у причалов, где стояли большие и малые суда, пришедшие из самых разных стран.

— Настоящие моряки только здесь, на Севере, — не раз слышал я от капитана шхуны. Не бахвальство, а гордость звучала в словах старого помора. Жизнь не раз убеждала меня в его правоте…»

Моряка Кузнецова начал формировать Архангельск — первый морской порт России, колыбель отечественного военного и торгового судостроения. Здесь на берегах Северной Двины еще витали образ Петра Великого и его воплощенные юношеские замыслы — первая 12-пушечная морская яхта «Святой Петр», первый 24-пушечный военно-торговый фрегат «Святой Павел», первое военно-морское соединение — Беломорская флотилия, первая морская крепость бастионного типа Новодвинская (Петропавловская), у стен которой одержана первая военно-морская победа над шведами в Северной войне…

Надо отметить, образ его земляка святого Иоанна Кронштадтского продолжал его сопровождать по юности и зрелости в Петрограде — Ленинграде и военно-морской цитадели Кронштадте.

Я же в который раз прихожу к мысли о том, что адмирал Кузнецов, так же как и Михаил Ломоносов, не случайно оказался выходцем с Архангельского Севера. Север формирует особый склад характера человека, формирует Личность. И во все века дарит России своих выдающихся людей.

Николай отчетливо понимал, что жить в семье родственников даром нельзя, поэтому он помогал изо всех сил по хозяйству, часто выполнял мелкие поручения дяди. Дел с каждым днем становилось все больше, и школу пришлось бросить. Кроме того, ему всегда хотелось самостоятельности, а значит, надо было устраиваться на работу.

Благодаря высокому росту, мужественному выражению лица Кузнецов выглядел старше своих мальчишек-ровесников. С помощью дяди он устроился в Управление работ по улучшению Архангельского порта в качестве рассыльного. Так в двенадцать лет началась трудовая биография деревенского паренька из Котласского уезда.

В порту вовсю бурлила жизнь. В годы Первой мировой войны в Архангельск от союзников поступало много различных военных грузов. Позднее Н. Г. Кузнецову часто вспоминались эти далекие годы: «Тогда зимой иностранные суда добирались только до устья реки. Там, на Экономии, грузы перегружали в вагоны и доставляли на станцию Бакарица. Для этого через реку проложили времянку, и вагоны вручную перекатывали с одного берега на другой. Мы, подростки, с интересом смотрели, как на исходе зимы по слабеющему льду катились, покачиваясь, вагоны. Казалось, они в любую минуту готовы были свалиться в воду…»

Основными местами приема и хранения военных грузов в Архангельском порту были Бакарица и Экономия. Началось спешное расширение этих участков порта. В помощь архангельским портовикам из Латвии прибыла большая группа грузчиков-стивидоров. Среди них был А. Я. Пельше, избранный вскоре в состав Архангельского комитета РСДРП(б). Делегатом от Архангельской парторганизации он участвовал в работе VI съезда РСДРП(б). После Великой Отечественной войны А. Я. Пельше многие годы возглавлял Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Воистину пути Господни неисповедимы. В 1969 году опальный адмирал Н. Г. Кузнецов был принят А. Я. Пельше в связи со снятием с него партийного взыскания. Передать письмо Л. И. Брежневу с просьбой разобраться в деле, ознакомиться с материалами, на основании которых адмирал был понижен в воинском звании, партийный функционер отказался.

…В 1915 году в Архангельск пришло 409 кораблей союзников с оружием и военной техникой. Утром 25 октября 1916 года у причалов Бакарицы ошвартовался один из крупнейших пароходов России — «Барон Дризен». В его трюмах находилось свыше 300 тонн взрывчатки и около 500 тонн американского пороха. На следующий день прогремели оглушительные взрывы. Пароход «Барон Дризен» пошел ко дну. Лавина огня перекинулась на причалы, где, сея смерть, стали рваться снаряды. Бакарица превратилась в пустыню… Местные власти не извлекли урока из этих событий. А между тем в Архангельск прибывали новые суда, груженные пушками, винтовками, бомбами, гранатами. Один из них, ледокольный пароход «Семен Челюскин», в трюмах которого находились тонны взрывчатки, ошвартовался на причале порта Экономия. Трагедия повторилась. Пароход «Семен Челюскин» взлетел на воздух. Пожар длился целую неделю. Порт Экономия был превращен в пепелище. Николай Кузнецов был свидетелем этих трагических событий. Любознательный от природы, он был знаком с революционными выступлениями рабочих, наслышан о работе Чрезвычайной комиссии по разгрузке Архангельского порта, перед которой стояла задача вывезти военное снаряжение и боеприпасы вверх по Северной Двине на его «малую родину» — в Котлас. Все эти события происходили накануне интервенции и Гражданской войны на Севере.

Каждое лето Николай Кузнецов выезжал в родную деревню помогать матери и старшему брату в поле. Один раз он даже работал помощником мельника. На мельнице, имевшей два постава, два лотка и два жернова, мололи местную рожь, ячмень, пшеницу, овес. Работа была тяжелая, но приносила большое удовлетворение, а заработанная юным мельником мука была хорошим подспорьем для семьи. В июне 1918 года Николай, как обычно, уехал в Медведки, а уже 2 августа в Архангельске произошел переворот и с военных кораблей высадились англичане, французы и американцы. Они быстро создали речную военную флотилию и устремились по Северной Двине к Котласу.

Рабочий из Петрограда Павлин Виноградов, избранный в Архангельске заместителем председателя губисполкома, для отпора интервентам начал создавать Северо-Двинскую речную флотилию, которая вместе с отрядами Красной армии остановила продвижение судов и войск интервентов, не допустив их к Котласу.

Николай знал, что идет Гражданская война, жителей местных деревень заставляли рыть окопы. Сам он, проработав лето на мельнице, осенью 1919 года снова оказался в Котласе. На этот раз мать отвела его к своему брату Дмитрию Ивановичу Пьянкову с просьбой устроить паренька на работу в железнодорожное депо. Но судьба распорядилась иначе. Николая манила река. Он ежедневно пропадал на пристани, наблюдая за пароходами. Однажды он встретил здесь военного моряка, с головы до ног одетого в черную скрипучую кожу, и в беседе с ним поведал о своих пристрастиях. Тот дал юноше добрый совет — идти добровольцем на флотилию. Но Николаю было только пятнадцать лет. Он взял в сельсовете «липовую» справку, прибавив себе два года, и стал добровольцем Северо-Двинской флотилии. Так встреча с революционным моряком определила дальнейшую судьбу Кузнецова. Можно предполагать, что это был К. И. Пронский, назначенный после гибели П. Ф. Виноградова командующим Северо-Двинской военной речной флотилией. «Он усадил меня как более грамотного, — вспоминает Н. Г. Кузнецов, — перестукивать на грохочущем „Ундервуде“ секретные и совершенно секретные донесения с фронта. Только к концу 1919 года я выпросился на канонерскую лодку, в боевой экипаж».