По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири Страница 16

Мой опыт окончательно утвердил меня во мнении, что для полярной работы необходимо снаряжать небольшие партии. Результаты, полученные Гре, Ре, Холлом, Сваткой, Грили и другими, были получены партиями, состоящими из двух или трех человек. Множества несчастных случаев, которые являются неотъемлемой частью полярной истории, можно было бы избежать, если бы партии были маленькими. Бытует мнение, что чем больше состав экспедиции – тем безопаснее путешествие. Но против такого протестует, кажется, сам дух полярных стран; вынужденные временно или постоянно питаться ресурсами определенного района (что вполне вероятно в полярном путешествии), члены большой партии умрут там, где маленькая партия без проблем найдет себе пропитание. Трус, больной, бунтарь приведут к падению духа скорее в большой, чем в маленькой партии. В экспедиции Франклина не осталось ни одного живого человека из ста тридцати восьми, которые могли бы рассказать нам ужасную историю их последних дней, и я не сомневаюсь, что гибель этой экспедиции стала прямым следствием того, что в ней было слишком много участников. Когда все идет хорошо, большая партия чувствует себя хорошо, но когда начинаются проблемы, смута вспыхивает моментально. Нет ничего более ужасного, чем отступление и борьба за существование большой партии, на которую обрушивается вся ярость полярной непогоды.

Каким бы выдающимся ни был руководитель, он не способен передать всей большой партии свою отвагу и уверенность в успехе, как мог бы он это сделать с маленькой. Каждый член экспедиции представляет собой, если можно так сказать, дренажную трубу для жизненного магнетизма и силы руководителя, от которых зависит судьба партии. До известного предела его пример заразителен, и его жизнерадостность, инициативность и отвага находят отклик в каждом члене партии, но когда дни трудной работы, холода, голода и разочарования уменьшают физические и моральные силы, вливание очередной порции мужества в упавшего духом потребует такой же ощутимой траты жизненных и нервных сил руководителя, как наполнение сосуда водой из резервуара; а резервуар при этих обстоятельствах не наполняется так же быстро, как в обычных условиях.

Тем людям, которые, не понимая пользы от этих усилий, спрашивают: «Какой смысл в полярных исследованиях?», я могу ответить: «Какую пользу приносят соревнования яхт, состязания атлетов, испытания машин и военных кораблей или любое другое из бесчисленных испытаний, бывших со времен сотворения мира единственным способом определить превосходство одних людей, машин, методов, наций над другими?» Если бы меня просили перечислить все возможные выгоды полярных исследований, я должен был бы откровенно сказать, что не могу этого сделать, точно так же, как ни я и никто другой не могли сказать пятнадцать или двадцать лет тому назад, что ничем не примечательная трава, растущая на берегах тропических рек, сделает реальностью электрическую лампу накаливания ^[20]. Нет ничего удивительного в том, что в области удивительнейших контрастов, где действующие вулканы окружены вечным льдом и снегом, и где маки, эти символы теплоты, сна и роскоши цветут у самого подножия ледников, будут найдены вещества, которые принесут пользу будущим поколениям.

Но предположим, что полярная экспедиция – это только эмоции, и она не приносит денег, не развивает торговли, не служит делу колонизации, не делает богатыми многих людей. Пусть она и остается эмоциями. Любовь, патриотизм и религия – тоже чувства и эмоции, и мы не ждем от них прибыли.

Однако, то, в жертву чему были принесены такие люди, как наши соотечественники Кен, Холл, Де Лонг, Шип и Локвуд и, по ту сторону океана, – Франклин, Белло, Крозье и еще многие другие, и что вдохновило перо Маркгема, Петермана, Барро, Мелвилла и других, не нуждается в защите. Нет ни одной страницы истории, которой бы Англия гордилась более, чем те, где записаны деяния и открытия ее сыновей в царстве полуночных ночей и полуденного солнца, и нет ни одного американца, который бы не гордился подвигами Де Хейвена, Кена, Хейса, Холла, Де Лонга, Грили, Локвуда и Шлея.

Какие бы доводы не приводились против полярных исследований, нет никаких сомнений в том, что ни одна часть земного шара не обладает такой притягательной силой для молодых и старых, ученых и не ученых, слабых и сильных, как эти снежные страны. И можно с уверенностью сказать, что как северная полярная звезда будет светить всегда, так, независимо от пользы или бесполезности, какое-то внутреннее обаяние полярной работы и непреодолимое стремление человека к остающемуся еще неизвестным ему уголку земли будут манить его на белый север до тех пор, пока не будет нанесена на карту каждая квадратная миля моря и суши.

Разведка гренландского внутреннего льда в 1886 году

Как только морской департамент предоставил мне отпуск, я сделал необходимые распоряжения и покинул Сидней ^[21] в конце мая 1886 г. на борту парового китобойного судна «Орел» под управлением капитана Джекмана.

Северное путешествие в Гренландию было для меня новостью и представляло огромный интерес. Мастерство, с которым Джекман направлял крепкий, обшитый железом нос «Орла», прокладывая проход через весенний лед пролива Дэвиса, стало для меня настоящим открытием.

Свежий воздух, солнце, которое со временем стало светить на небе в течение всех 24 часов, и бесконечная смена контрастов сделали это путешествие незабываемым.

Один день: непрекращающаяся музыка скрипа и визга от ударов, когда «Орел» разбивал лед, последовательность действий: остановка, задний ход, передний ход; непрерывный шум рулевой цепи, когда руль клали налево, вправо, снова налево и с высоты мачты неизменный крик человека, ведущего судно. Следующий день: сумасшедшая скачка судна, бросающегося в волны, палуба, окатываемая водой, пеной и брызгами, которые прорываются через борта и мостик, как ослепительная снежная метель, в то время как наверху скрипели снасти, а безумный северо-восточный ветер натягивал канаты так, словно они были сделаны из железа.

На следующий же день палуба «Орла» была совершенно неподвижна, как пол в доме, хотя все судно вибрировало от шума замерзшего такелажа над головой, а наверху, над самыми мачтами, повис безжизненный свинцовый купол; с подветренной стороны – чернильное море, кажущееся еще более черным на фоне белой кружащейся пены, срываемой с волн и разбиваемой в снежные хлопья, которые поднимаются вверх в такое же светлое, как они, небо; с наветренной стороны – плотные, скрипящие белые паковые льды с заключенными в них двумя или тремя призрачными айсбергами, а над ними узкая полоса света «ледяного отблеска», похожая на длинный низкий зимний закат солнца или светло-серебристое двустороннее лезвие меча викингов.