Царь Иван IV Грозный - Дмитрий Лисейцев Страница 16

Послание это было доставлено русскому царю верным слугой Курбского, Василием Шибановым. По легенде, Иван IV принял послание из рук Шибанова, после чего пригвоздил его ногу острием своего посоха к полу, приказав дожидаться ответа. В дальнейшем Шибанов умер под пытками, но в ответном письме Курбскому, написанном уже 5 июля 1564 г., Иван Грозный отозвался о нем с уважением, поставив его в пример князю-изменнику: «Как же ты не стыдишься раба своего Васьки Шибанова? Он ведь сохранил свое благочестие, перед царем и пред всем народом стоял, не отрекся от крестного целования тебе, прославляя тебя всячески и взываясь за тебя умереть. Ты же не захотел сравняться с ним в благочестии: из-за одного какого-то незначительного гневного слова погубил не только свою душу, но и душу своих предков».

«После нападения опричников». Художник М. Авилов

Ответ царя Ивана был язвителен и остроумен. Унизив Курбского сравнением с Шибановым, он поставил под сомнение благочестие князя: «Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние? В конце концов все равно умрешь… Почему же ты презрел слова апостола Павла, который вещал: «Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти, кроме как от Бога: тот, кто противится власти, противится божьему повелению». Воззри на него и вдумайся: кто противится власти – противится Богу… А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой ценой крови и войн. Задумайся же над сказанным, ведь мы не насилием добывали царство».

Обвинения в несправедливых расправах над подданными царь отбросил как клеветнические: «Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала?… А сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле: потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами… Не предавали мы своих воевод различным смертям, а с Божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников». В следующей же фразе Ивана Грозного содержится самая суть его представлений о собственной власти: «А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить». Все, кто был казнен по повелению Ивана Грозного, согласно его письму, вполне заслуживали свою участь: «А как в других странах сам увидишь, как там карают злодеев – не по-здешнему! Это вы по своему злобесному нраву решили любить изменников… А мук, гонений и различных казней мы ни для кого не придумывали: если же ты говоришь о изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят».

Перечислив обиды и притеснения, которые ему пришлось претерпеть в годы боярского правления и во времена «Избранной рады», царь Иван вновь перешел к личным выпадам против Курбского. Заявление князя – «уже не увидишь… лица моего до дня Страшного суда» – царь не без остроумия парировал: «А лицо свое ты высоко ценишь. Но кто же захочет такое эфиопское лицо видеть? А если ты свое писание хочешь с собою в гроб положить, значит, ты уже окончательно отпал от христианства. Господь повелел не противиться злу, ты же и перед смертью не хочешь простить врагам… поэтому над тобой не должно будет совершать и последнего отпевания».

Ответ князя Курбского оказался заносчивым, но маловразумительным: «Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой… Тут же и о постелях, и о телогрейках, и иное многое – поистине словно вздорных баб россказни, и так все невежественно, что не только ученым и знающим мужам, но и простым и детям на удивление и на осмеяние, а тем более посылать в чужую землю, где встречаются и люди, знающие не только грамматику и риторику, но и диалектику и философию».

Отвечать на обвинения царя князь Курбский не стал: «А хотел, царь, ответить на каждое твое слово и мог бы написать не хуже тебя, ибо по благодати Христа моего овладел по мере способностей своих слогом древних, уже на старости здесь обучился ему: но удержал руку свою с пером, потому что, как и в прежнем своем послании, писал тебе, возлагаю все на Божий суд». Впрочем, отправить это послание князь Курбский тогда не сумел, и ему пришлось ждать оказии 14 лет. В этом он также обвинил Ивана Грозного: «Я давно уже на широковещательный лист твой написал ответ, но не смог послать из-за постыдного обычая тех земель, ибо затворил ты царство Русское, свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне, и если кто из твоей земли поехал…, ты такого называешь изменником, а если схватят его на границе, то казнишь страшной смертью. Так же и здесь, уподобившись тебе, жестоко поступают».

Иван Грозный об измене Курбского не забывал, и в 1577 г., через 13 лет после его бегства, удостоил былого друга новым посланием. Момент для этого был как нельзя более удачным – русские войска под предводительством самого царя заняли большую часть Ливонии, и в том числе город Вольмар, ставший первым убежищем Андрея Курбского в 1564 г. Свои победы Иван Грозный представлял в новом письме как явное свидетельство своей правоты перед Богом: «Ибо если и многочисленнее песка морского беззакония мои, все же надеюсь на милость благоутробия Божия – может Господь в море своей милости потопить беззакония мои. Вот и теперь Господь помиловал меня, грешника, блудника и мучителя… Вы ведь говорили: «Нет людей на Руси, некому обороняться», – а нынче вас нет; кто же нынче завоевывает претвердые германские крепости? Не дожидаются бранного боя германские города, но склоняют головы свои перед силой животворящего креста! А где случайно за грехи наши явления животворящего креста не было, там бой был».

Вернулся Иван Васильевич и к больной для него теме боярской измены: «Писал ты, что я растлен разумом, как не встретишь и у неверных. Я же ставлю тебя самого судьею между мной и тобой: вы ли растленны разумом или я, который хотел над вами господствовать, а вы не хотели быть под моей властью, и я за то разгневался на вас? Или растленны вы, которые не только не захотели повиноваться мне и слушаться меня, но сами мною владели, захватили мою власть и правили, как хотели, а меня устранили от власти: на словах я был государь, а на деле ничем не владел?». И, наконец, царь не смог отказать себе в удовольствии съязвить по поводу сетований князя Курбского о долгой и трудной царской службе: «Писал ты нам, вспоминая свои обиды, что мы тебя в дальноконные города как бы в наказание посылали, так теперь мы, не пожалев своих седин, и дальше твоих дальноконных городов, слава Богу, прошли… И туда, где ты надеялся от всех своих трудов успокоиться, в Вольмар, на покой твой привел нас Бог: настигли тебя, и ты еще дальноконнее поехал».

Новгородский кремль