Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев Страница 16

Вот уж поистине непростительная ошибка, которая, как покажут дальнейшие события, в самое ближайшее время даст о себе знать. Да как!

Ещё не утихли почестные пиры, а в Кремль начали поступать тревожные вести: луговая и частью горная черемиса, сбившись в дерзкие ватаги, грабят и убивают русских купцов, жестоко расправляются с тиунами и иными государевыми людьми. Отряд стрельцов вроде бы обуздал бунтарей, казнив самых ярых врагов России (семьдесят четырёх человек), что должно было бы стать наглядным уроком для остальных, только вышло не по предполагаемому. Вышло — худо: в семидесяти вёрстах от Казани, на реке Меше, луговая черемиса, поддержанная огланами и мурзами казанскими, возвела крепость и набегами из неё принялась наносить урон, размещённым и в луговой и в горной земле стрельцам, малочисленность которых позволяла это делать без больших потерь со стороны мятежников.

Воевода Борис Салтыков выступил против мятежников из Свияжска с отрядом конницы и пехоты, с трудом продвигаясь по глубокому снегу, из крепости же вышли отряду навстречу мятежники на лыжах, что позволяло им маневрировать стремительно. Окружив отряд, они напали на него в самом для русских воинов неудобном месте: в низине, полной сугробами снега. Начался бестолковый бой. Более пятисот русских конников и пешцев осталось в той низине, сам же воевода оказался в плену и был зарезан словно баран.

Победа эта воодушевила мятежников настолько, что они посчитали себя свободными от Москвы.

Не единожды корил себя Иван Грозный, что не послушал совет князя Курбского, единственного, кто сказал нужные слова. Но признанием своего промаха мятеж не успокоишь, нужны решительные меры, и государь, прервав пиршества, собрал спешно Думу.

Неожиданно для него она началась. Приподнимали свои зады с лавок бояре-домоседы и уговаривали, будто сговорившись:

— Покинь, государь, сию бедственную для России страну. От неё отгородись крепостями, дабы отбивать набеги, отвечая на набеги разорительными набегами.

Не хотел Иван Грозный терять приобретённого, не хотел кровоточащей занозы в боку державы своей. Ждал, кто скажет противное слово лежебокам боярам.

Первым из воевод поднялся князь Курбский. Спросил сурово:

— Кровь витязей, павших при покорении Казани, — козе под хвост?! Не верни мы нынче же завоёванного, сколь трудно и кроваво будет это сделать, если упустим время. Поход крупного войска — вот верное решение вопроса. Не дожидаясь весны выступить.

Михаил и Владимир Воротынские поддержали, Даниил Адашев, Симеон Микулинский, Иван Шереметев. Воспрял Иван Васильевич. Думу завершил повелением дьяку Разрядного приказа:

— Спешно готовь роспись полков. За пару дней управишься?

— Раз надо, как же не управиться?

И в самом деле, роспись была готова к середине следующего дня. Дьяк Разрядного приказа доложил:

— Не единая рать из пяти полков. Каждый полк со своим огнезапасом, со своей посохой ^[21], сам несёт сторожевую службу.

— Разумно. Кто надоумил?

— Сообща. Князь Курбский и мои подьячие.

— Докладывай.

— Первым выступает полк на Каму. Он перекроет пути бегства мятежников к калмыкам и в Сибирское ханство. Первым воеводой — окольничий Даниил Адашев. Второго-третьего воевод он сам определит. И воеводу огненного наряда тоже.

— Принимается. Дальше.

— Три полка во главе с князем Андреем Курбским — на Казань. Со всеми тремя войдёт в Казань, повторит присягу на верность тебе, государь, после чего, оставив один полк, двумя другими, каждому свой путь, пойдёт с мечом по взбунтовавшимся землям — Арской и Луговой черемисы. Если всё пойдёт ладом, а иначе не может быть, продвинется ещё дальше. Насколько сил хватит. Воеводами полков к нему — князья Симеон Микулинский и Иван Шереметев.

— Добро. Все, кто твёрдо стоял на Думе за поход. Не станут действовать они спустя рукава. Когда намечена готовность полков к походу?

— Через неделю. Москва и Подмосковье ополчаются для Даниила Адашева, Ярославль, Муром, Суздаль с Владимиром и Нижний Новгород дают три полка.

— Молодцом, если успеете.

Поход, однако же, задержался: Иван Грозный, совершенно неожиданно для всех, занемог. Дьяк Михайлов, единственный, кто входил в опочивальню государя, докладывал собравшимся в сенях перед опочивальней удручающе однообразно:

— На ладан дышит.

На следующий день дьяк Михайлов объявил волю умирающего:

— Присягать его сыну, крещённому Дмитрием, на царство.

Пошла буза. Вновь на троне дитя малое?! Сколько же можно?! То Глинские верховодили, теперь Захарьины, родичи Анастасьи, власть загребут под себя! Нет и — нет! Присягать надо брату государеву Владимиру Андреевичу.

Только некоторые князья и бояре смекнули, что всё похоже на игру в кошки-мышки. Если близок конец Ивану Грозному, отчего митрополит не спешит соборовать? Нет и лекарей. Только дьяк Михайлов вхож. Даже князя Владимира Андреевича Старицкого тот не пустил к брату.

— Нет. Не велено.

Шуйские, Курбский, Шереметевы — все за Владимира Старицкого, Алексей Адашев с Сильвестром хотя и не встревали в свару, которая доходила до кулаков, но тоже за присягу Владимиру Андреевичу стоят. Момент, прямо скажем, для Ивана Грозного критический. Возьмут верх сторонники Старицкого, даже если государь и поправится, трона ему не видать. В оковах проведёт остаток дней своих. Однако у дьяка Михайлова ушки на макушке. Побыл какое-то время у постели умирающего и, выйдя в сени, ушат холодной воды вылил на горячие головы спорщиков:

— Ивану Васильевичу полегчало. Он заснул. Прошу вас, прекратите гвалт.

Не только прекратишь с пеной у рта доказывать свою правоту, но скоренько попятишься. Один за другим стали присягать царевичу Дмитрию. Дольше всех держались князья Шуйские, князь Курбский и Сильвестр с Адашевым. Ждали, как поведёт себя Владимир Старицкий. Только когда присягнул тот Дмитрию, последовали его примеру.

Все воеводы, которых предложил Разрядный приказ в поход на Казань и их утвердил Иван Грозный, выступали против присяги царевичу Дмитрию, посчитали, что государь не доверит им столь крупную рать, ждали опалы, но никаких изменений не последовало. С малым запозданием полки по прежней росписи вышли усмирять мятежников.

Морозы крепчайшие. Реки сковало намертво. Снега на льду — кот наплакал. Любо-дорого ехать на конях, имеющих подковы с шипами. Одно смущало: не станешь же всё время двигаться по льду? И на совете воевод решили слать во все города и посёлки, чтобы спешно собирали бы все имеющиеся лыжи и ладили новые без промедления, дабы успеть сделать их как можно больше.