Последняя реликвия - Эдуард Борнхеэ Страница 16

— Так вы думаете, мой отец все-таки жив?.. — вопросила она, горячо схватив его за руки и с надеждой глядя Гавриилу в глаза.

— Я не только думаю, я в этом совершенно уверен, — ответил Гавриил, поддерживая девушку за локоть.

— Почему вы в этом уверены? — Агнес была будто в лихорадке. — Я думала, вы видели что-то.

В ней, кажется, снова пробудилось сомнение.

— Да, я видел. И это дает мне основание многое с точностью предполагать. Я видел, как многие бежали с мызы…

— И среди них мой отец?

— Нет. Я думаю, он не из тех, кто бегает от врага впереди слуг.

— Кого же вы видели?

— Я видел… Быть может, это оскорбит вас, фрейлейн Агнес, но среди бегущих был ваш любимый жених Ханс Рисбитер, — говоря это, Гавриил поймал себя на том, что говорит не без некоторого злорадства.

— Он бежал… раньше, чем я? — была поражена Агнес, она с горечью отвернулась, она не хотела, чтобы Гавриил заметил обиду и краску стыда у нее на лице. — Но ведь это…

— Не достойно рыцаря, вы хотели сказать?.. Он бежал одним из первых и с удивительной поспешностью, — безжалостно подтвердил Гавриил. — Не бойтесь, однако, за его жизнь, милая фрейлейн Агнес: я не думаю, чтобы русские смогли его настигнуть. Разве только у них имеются крылья за спиной!.. — Гавриил смотрел на горящее поместье, внимательно осматривал равнину. — В этот раз русские опять показали, что в таких битвах, когда надо окружить противника, им не хватает предусмотрительности и хитрости. Они же знали, что все воины в лагере пьяны и что можно без труда проникнуть в ворота, оставшиеся без охраны, но им и в голову не пришла мысль окружить высокую садовую стену за мызой. Ваш отец, я знаю, опытный военачальник: он, очевидно, сразу понял, что сопротивление здесь бесполезно; и пока дорога для отступления еще была открыта, он сам отдал приказ всем бежать.

— И юнкеру Рисбитеру?

— Этого я не знаю, — покачал головой Гавриил. — Вообще отступление в таких случаях, по законам войны, не считается позорным делом, оно подсказано разумом. В руки русских попали, по всей вероятности, лишь несколько пьяных кнехтов и ополченцев… а их не очень-то и жаль, — прибавил Гавриил скорее для себя, чем для Агнес.

Удивительное впечатление произвели на Агнес спокойные, обоснованные слова Гавриила. Она почувствовала, что страх и отчаяние в ее душе рассеиваются, и больше не сомневалась в том, что отец спасся. О, так легко поверить в то, во что хочешь поверить!

— В какую сторону мог бежать мой отец? — живо спросила она и огляделась.

— Должно быть, к Таллину, — ответил Гавриил. — Я бы на его месте отправился именно туда.

— О Габриэль! Так давайте же поспешим сейчас за ним! Не будем терять время.

— Я тоже так думаю… но тише, — он прислушался, озираясь. — Я слышу какой-то шум… Ляжем на землю!

Они приникли к земле, притаились за каким-то камнем и стали напряженно прислушиваться. До них явственно донесся топот лошадиных копыт; судя по топоту, ехал целый отряд. Вскоре при смутном свете пожара Гавриил и Агнес увидели приближающихся со стороны мызы всадников. Как тени пронеслись они в каких-нибудь ста шагах от беглецов.

Сердце Агнес билось учащенно. Она бессознательно придвинулась поближе к Гавриилу, крепко сжала ему руку.

— Это не русские, — прошептал Гавриил, всматриваясь в одежды всадников. — Мне кажется, я узнаю рыцаря Мённикхузена. Видите, фрейлейн, шляпу с красными перьями? Это он!

— Отец!.. — закричала Агнес, вскакивая. — Отец, услышь меня! Отец, дорогой отец, я ведь здесь, твоя Агнес!..

Но всадники мчались в прежнем направлении.

Гавриил тоже хотел было крикнуть; мужской сильный голос наверняка донесся бы до всадников, но его остановило опасение: громкий окрик барон и его свита воспримут за окрик русских, окрик еще больше испугает беглецов и заставит их только ускорить свой бег. А может, на то была другая причина… но голос замер у Гавриила в груди.

Агнес несколько раз повторила свой зов, но ее никто не услышал, громок был топот копыт. Всадники ни разу не оглянулись, и вскоре фигуры их исчезли в темноте.

Девушка в отчаянии ломала руки.

— Страх смерти делает людей глухими, — заметил Гавриил, пряча улыбку во тьме. — Во всяком случае, вы теперь точно знаете, что барон Мённикхузен жив.

— Мой отец не боится смерти, — гордо ответила Агнес. — Он не от смерти бежит.

— Я в этом не сомневаюсь. Он настоящий рыцарь! — кивнул Гавриил. — Но я все-таки думаю, что жизнь ему милее, и он жаждет жить еще долго, вам на радость. И пусть это будет для вас хорошим примером, фрейлейн Агнес. Теперь у вас больше нет ни малейшей причины искать смерти. Мы должны сейчас хорошенько подумать о тех возможностях, какие имеем. Хотя их, полагаю, и не очень много. Скоро рассвет, и мы посреди поля будем на виду. Русские могут нагрянуть сюда с минуты на минуту. Единственное спасение для нас — это поскорее укрыться в лесу. Там мы с вами сможем отдохнуть и подумать, как быть дальше.

— Да, бежим, бежим! — воскликнула Агнес, как бы пробуждаясь от сна. — Теперь я буду сильная, теперь я выдержу все.

И она порывалась бежать к лесу.

Но Гавриил остановил ее:

— Без обуви вы разобьете о камни ноги.

Она, не противясь, позволила Гавриилу снова взять ее на руки.

Вскоре они добрались до опушки леса, но Гавриил здесь не остановился, потому что мызные воины по требованиям воинской науки вырубили лес на большом пространстве вокруг, и он сильно поредел. Гавриил стремился унести свою драгоценную ношу как можно дальше от опасности. Он и сам не знал, почему эта девушка стала ему так дорога; ведь Агнес, которую он сейчас нес на руках, была дитя рыцарского рода, баронесса, избалованная, пожалуй, была она высокомерная по отношению к простым людям, дочь начальника ненавидимых народом грабителей — мызных людей. И все же Гавриил, думая сейчас о всей своей жизни, не мог припомнить ни одного другого подвига, который доставил бы ему более глубокую радость.

В глухой лесной чаще он, наконец, остановился, тяжело переводя дух. Он устал, конечно, но чувствовал себя счастливым. Понемногу светало…

Агнес, едва только ступила на землю, как бы смутилась от какой-то мысли и зарумянилась, потом протянула Гавриилу руку:

— Как мне вас благодарить?

— Благодарить? — смеясь, переспросил Гавриил; его довольно больно задели эти слова; он усмотрел в них баронское высокомерие, которое его очень раздражало; и раздражение вывело его из равновесия. — Если бы вы только знали, милая фрейлейн, как меня позабавило это бегство, вы не благодарили бы меня; вы бы еще от меня потребовали благодарности.

— Как? Это вас… позабавило? — удивленно повторила Агнес и отдернула руку.

— Самым настоящим образом позабавило, — весело подтвердил Гавриил. — Я охотно возвратился бы на мызу посмотреть, нет ли там еще какой-нибудь благородной девицы, желающей воспользоваться моей помощью.