Английская портниха - Мэри Чэмберлен Страница 16

Очередь не столько уменьшалась, сколько увеличивалась. Люди все подходили и подходили. Их здесь, наверное, сотни, прикидывала Ада, тысячи. Будто пол-Европы бежит в поисках спасения. Туфли начали ей жать. Она мечтала присесть, а еще лучше лечь, опустив голову на мягкую пуховую подушку. С такими темпами они простоят здесь весь день и всю ночь. Пограничники не торопясь проверяли документы, задавали вопросы, пристально вглядывались в беженцев. Открывали чемоданы, вытаскивая то хлопковое платье, то широкий пояс под смокинг – реликвии прежней жизни, с которыми люди не пожелали расстаться. Станислас стоял рядом с ней, озабоченно хмурясь.

Они чуть-чуть продвинулись. Ада скажет, что Станислас – ее брат. Простоватый – и она постучит пальцем себе по лбу. Мол, у него не все дома. Он не обидится? А может, выдать его за глухонемого? Мой брат не умеет говорить. У него украли паспорт. Не набросится ли он на нее потом, когда все закончится: «За кого ты меня принимаешь?» Или, наоборот, воскликнет: «Молодец, Ада! Я знал, что ты выкрутишься». Мысленно она репетировала фразы, припоминая французские слова и обороты. А вдруг она их забудет? Или офицеры глянут на нее и сразу поймут, что она врет? Это не ваш брат. Пройдемте со мной, мсье, мадемуазель. Надо бы предупредить Станисласа: не говори ни слова. Ада боялась, что синяки и ссадины на его лице вызовут подозрения.

Медленно, невыносимо медленно. По большей части людей пропускали через границу, но кое-кого заворачивали. Большая семья, бабушка с двумя сыновьями и дочерью – а может, невесткой – и внуками. Общим числом примерно человек десять. Дети были в гольфах, спускавшихся гармошкой по тощим ногам, мальчики в серых фланелевых шортах, девочки в нарядных платьях. Они стояли неподвижно, глядя широко открытыми глазами, как один из отцов тычет пальцем то в документы, то в детей. Пограничник покачал головой, знаком подозвал другого офицера с цветастой нашивкой на форме. Ада не слышала, о чем шла речь. Один из мальчиков взял пограничника за руку, пожал ее, улыбнулся, и вся семья перешла на другую сторону, в Бельгию. Ада вздохнула с облегчением. Если целой семье удалось пересечь границу, у них со Станисласом все будет отлично. Она наблюдала за каждым беженцем, не спускала с них глаз, а когда пограничники пропускали людей, улыбалась, радуясь за них. Семьи, одинокие женщины, старики… Наконец они оказались третьими в очереди. Пожилая пара впереди, он в пальто, подпоясанном веревкой, она в черной юбке с неровным подолом, колыхавшимся вокруг искривленных мясистых лодыжек. В войну все выглядят неказисто, ходят в старой одежде, заплатанной, заштопанной. Наверное, лучшие вещи берегут для перемирия. Пограничник проштамповал их документы, и Ада смотрела, как они, шаркая ногами, побрели в Бельгию.

Перед ними остался только один молодой человек, на вид ровесник Ады, розовые гладкие щеки без признаков растительности. При ближайшем рассмотрении пограничник казался угрюмым, недовольным. Крепкий орешек. Если Станисласа не пропустят, думала Ада, что тогда? Его арестуют? Отправят в тюрьму? А если он заговорит, они поймут, что она соврала. И ее тоже возьмут в оборот. Может, лучше остаться во Франции? Они могли бы спрятаться. Поменять имена. И все было бы шито-крыто. Зря они сюда притащились. Но еще есть время развернуться и двинуть обратно в Париж.

Мозоли давали о себе знать, и, пытаясь встать так, чтобы опираться только на одну ногу, Ада наступила на маленького игрушечного медвежонка, валявшегося на земле. Шерстяного, мягкого, набитого ватой, с ровными гладкими швами по бокам. Сдается, кто-то вязал свитер мужу, а из оставшихся ниток сплел игрушку для ребенка. Ада огляделась. Ни одного малыша поблизости. Она оставит медвежонка себе, он будет ее талисманом. Ада сунула находку в сумку.

Пограничник изучал документы молодого человека, вертел их так и сяк, разглядывал на свет. Затем отдал парню и указал налево, где на расстоянии нескольких метров располагалась небольшая контора.

– Mais [10]… – начал парень. Опустив голову, он едва не плакал. Но пограничник, не слушая его, уже подзывал Аду и Станисласа. Парень перекинул рюкзак через плечо и побрел к конторе.

Они подошли к офицеру. Ада лихорадочно припоминала заготовленные фразы. Мой брат, у него украли…

– Nationalité? [11]

Она не знала, стоит ли показывать паспорт. Она полезла за ним в сумку, за этой темно-синей книжечкой. Но вместо паспорта стиснула в ладони мягкого медвежонка. Принеси мне удачу.

– Nous sommes anglais [12].

Офицер, задрав подбородок, всматривался в их лица. Ада не осмелилась даже краем глаза взглянуть на Станисласа. Ее прошиб пот. Она ощущала влагу в подмышках, под коленками и на ладонях.

Не проронив более ни слова, пограничник небрежным взмахом руки отправил их на ту сторону и подозвал следующих в очереди, большую семью с пятью детьми.

Перейти границу вот так запросто? От напряжения Аду едва не тошнило, но теперь она испытывала нечто вроде разочарования. Ей даже не дали возможности произнести заготовленные фразы. А Станислас так и не узнал, до чего же она смышленая.

– Пронесло, – сказал он.

Они были в Бельгии.

Облегчение скоро сменилось страшной усталостью. Болели ноги, ныла спина, на пятке у Ады кровоточила мозоль. Поскорей бы все это закончилось, думала Ада. Ей хотелось лишь одного: приехать домой, открыть дверь – здравствуй, мама, вот и я. Казалось, не хватит сил сделать еще хотя бы шаг, и она представления не имела, где они находятся.

– Море отсюда далеко? – спросила она.

– Море? – засмеялся Станислас. – Очень далеко.

– Куда мы отправимся?

– В Намюр.

– Зачем?

– Намюр, ты что, не слышишь? Нам мир, – хитро подмигнул он. – Вот зачем.

– Как туда ехать?

Семья, что стояла в очереди за ними, суетливо пробиралась куда-то вперед, царапая Адины ноги чемоданными застежками, прижимая ее к Станисласу. Она положила голову ему на плечо:

– Хочу домой. В Англию. Разве нельзя отправиться туда прямо сейчас?

– Наверное, можно, – ровным тоном ответил Станислас. – Наверное. Но сначала Намюр.

– Почему? Я хочу домой. – И чуть не добавила «сию минуту», топнув ногой, как маленькая девочка.

– Нет, – сказал он. – Намюр.

– И что в Намюре?

– Одно дельце, Ада. Важное.

Что за дельце у него может быть в этом бельгийском городе, недоумевала Ада. Неизвестность и страх доканывали ее.

– Обещай, – она посмотрела Станисласу прямо в глаза, – что потом мы поедем домой.

Он поднес ее руку к губам, поцеловал костяшки пальцев: