Никогда не говори, что умрешь - Джон Ричардсон Страница 16

Приближалось время вынесения приговора. Меня не уволили, однако, приготовили «особенную работу», а именно — разгребать старые лодки и засмаливать их в сухом доке. Казалось, что это — достаточно невинное занятие, и на следующее утро, надев свои сверхпрочные перчатки и защитный костюм, парень приступил к работе.

Я отрывал намертво прилипших моллюсков от поверхности лодки, которая скулила, всячески сопротивлялась, лишая меня устойчивости, и всей своей властью заставляя меня дрожать и потеть. Проявление упорства в этом деле — отдирать моллюсков, — уже было сверхчеловеческим подвигом. Но мне нужно было принять сверхчеловеческое решение, потому что нельзя было терять работу — эту чертовски адскую работу. Через неделю побоев, встрясок, обдираний Моллюска Билла, как они его называли, меня отправили засмаливать корабль в сухом доке, расположенном в 15 милях от того места.

Мне дали горшок чёрной, жидкой смолы и палку с паклей на конце, и добавили: «Хорошенько делай свою работу». На палке было совсем мало пакли. Это приспособление больше напоминало голову лысого человека с беспорядочно торчащими волосами возле одного единственного уха.

И парень начал работать... Потом я понял, что они поспорили на меня.

Они стояли на причале и еле сдерживали смех, наблюдая за каждой моей попыткой засмолить лодку, за которой следовало презренное поражение. Смола, ни на чём не задерживаясь, лилась вниз по палке и капала на лицо и руки. Но самое ужасное то, что она лилась прямо в рукав. За час на мне не осталось ни одного живого места, где бы не было холодной, жидкой, липкой массы. Было совершенно невозможно полить ею лодку и отодрать её от меня. Можно себе только вообразить, что один маленький Ричардсон делает то, что многие годы будет защищать лодку от самой ненастной погоды.

Но им всё-таки пришлось раскошелиться. И мне дали смолу и нормальное приспособление. Вместо моллюсков — паклю. А в конце недели — большой «от ворот поворот».

Ясное дело, увольнение в пятницу меня вовсе не удивило. Я обрёл свободу. Смола держалась на мне ещё несколько недель. Но я всё-таки освободился от её оскорбительной власти после каждодневных горячих «замачиваний» в тополевой ванне.

Потеря работы стала моей нормой. Так я накапливал жизненный опыт. Я не был мечтой работодателя, но мысли, как стать профессиональным музыкантом, не покидали меня. Всё-таки деньги для меня всегда имели особое значение. Ни ваше окружение, ни вы, ничего не можете без них поделать. Этот урок я выучил слишком рано. И если вы не можете зарабатывать деньги музыкой, значит, вам нужно делать что-то другое в каком-то другом месте. Мои родители, как вы уже знаете, всегда были скованы из-за недостатка наличности. Когда я был подростком, отец популярно объяснил мне, что если в пятницу я уйду из школы, то в понедельник выйду на свою первую работу.

В августе 1963 г., в пятницу, я покинул родную школу и сразу пошёл к дантисту. Мои зубы были в плачевном состоянии. Мне нужно было их вылечить. Я знал, что мне не дадут свободного времени, пока я не выполню работу, и в пятницу, сразу после школы, направился к дантисту, и за один приём он вылечил мне зубы. Я просидел у него больше четырех часов. Чтобы уложиться за раз, он сделал мне одиннадцать уколов, и всё равно было очень больно. Когда я вернулся домой, стояла темень. Папа спал. Услышав, как я крадусь в свою спальню, он проснулся. Отец позвал меня в свою затемнённую комнату. Он мог видеть только мой силуэт.

— Где ты был?

— У дантиста.

— Врёшь. Голова и лицо распухли. Ты подрался.

Позже, когда я увидел своё отражение в ванной, я понял, почему он так сказал. Моя голова приняла форму мяча. Я ужаснулся и почувствовал к себе больше чем просто жалость. Моей мамы, насколько я помню, с нами не было, так как она находилась в психиатрической клинике из-за нервного срыва, случившегося скорей всего из-за отца. Хуже стало, когда анальгетик начал рассасываться, и весь остаток ночи я буквально выл от боли. Несколько лет спустя дантисту господину Ходивала запретили практиковать, зарегистрировав случайную смерть одного из его пациентов по причине чрезмерно большого количества обезболивающего. Скорей всего мне очень повезло. Вообще-то, так и есть... Никогда не говори, что умрёшь.