На изломе - Андрей Мигулин Страница 16

– Командир! Ты чего-то недоговариваешь, – Андрей хотел шагнуть к нему, но у него не получилось. Ноги не захотели его слушаться.

Ротный, собрав всё своё мужество в кулак, повернулся к нему.

– Нет там Даши, Андрей. Больше нет.

– Почему нет, Коля? Её что, перевели в другую часть или она уволилась? Почему? – повысил голос Андрей. Он пытался отогнать то кошмарное и подавляющее его своей неотвратимостью предчувствие, которое наваливалось на него как бетонная плита, сжимая липкой рукой ужаса его сердце.

– Андрей, – начал было Николай, но стушевался. И собравшись с силами, все же сказал: – Даша погибла.

«Бом! – загудело набатным колоколом у Андрея в голове. – Бом!!! Погибла! Бом!!! Погибла!!!»

Стало трудно дышать, будто воздух вокруг разом выгорел от вакуумного взрыва, перетягивая петлёй полуночного кошмара горло. На плечи обрушилась неимоверная тяжесть, придавливая к земле. Он закрыл глаза, роняя голову на грудь.

– Как? Как это произошло? – еле расслышал его ротный.

– Они шли в колонне, спускались по серпантину. С соседней горы «духи» сделали один единственный выстрел из тяжёлого миномета, и он угодил в санитарную машину. С детонировали баки с горючим, машину взрывом швырнуло в пропасть. Сто метров. Никто не выжил.

Возникла неловкая пауза, которая тянулась, тянулась бесконечным временным пространством, и, казалось, ей не было конца. Минин стоял в центре комнаты со склонённой головой, слегка раскачиваясь в разные стороны.

– Я всё равно поеду и привезу её домой, – наконец проговорил Андрей.

– Нечего там везти, Лёша. Нечего! После падения машина выгорела до основания. Всё, что смогли от троих погибших собрать, поместилось в санитарную сумку.

Дикая боль заполонила душу и тело, подгоняя тошнотворный комок к горлу, стремясь выворотить тело изнутри наружу.

«Даши больше нет. Она умерла!» – от этой монотонно застучавшей в голове мысли сердце, казалось, стало расти, расти, заполняя всё пространство в грудной клетке, выталкивая рёбра, сминая лёгкие, перекрывая кислород, пытаясь вырваться наружу, грозя взорваться на мельчайшие частицы. Вездесущая боль рвала тело на части, ища физического выхода. Хотелось разбить стекло, разрезая себе руки в кровь, или проломить стену, чтобы физическая боль хоть на немного ослабила душевную. Но силы покинули на время Андрея. Ноги подломились, он припал на правое колено. А потом вдруг резко поднёс левую ладонь ко рту, впиваясь зубами в её ребро. Скрипнули зубы, лопнула кожа, брызнула кровь, тело пронзило резким болевым уколом, немного отрезвляя сознание. Он встал, резко повернулся и ринулся из комнаты на улицу.

– Андрей, подожди! Подожди!!! – послышался вслед голос ротного. Но он не реагировал на его окрики и, вырываясь из канцелярии, так саданул дверью, что посыпалась штукатурка над косяком, а дверь заклинило. Это задержало немного его командира, который кинулся за ним, понимая, что в таком состоянии Андрей может «наломать дров».

Минин, вылетев на улицу, остановился. Его безумный, невидящий взгляд судорожно и слепо шарил кругом, не понимая, что происходит вокруг и где он находится. Его душила безумная злоба, требуя выхода. Наконец взгляд его прояснился.

Рядом с казармой находился спортивный городок, на котором помимо спортивных снарядов находились чучела для отработки штыкового боя и ростовые мишени из толстых досок для упражнений по метанию ножей. Какой-то солдатский шутник подрисовал им бородатые лица, придавая сходство с «духами».

Взгляд Андрей остановился на такой вот мишени, с которой на него смотрела, как ему показалось, зверская морда моджахеда. Быстрым шагом он двинулся к ней. Метрах в четырёх от этой мишени солдатик лопатой поправлял землю вокруг турника. Он подбежал к солдату и, роняя его на землю, вырвал из рук лопату. Потом сделал шаг вперёд, поднимая лопату над головой, с силой метнул её в мишень. Удар был такой страшной силы, что толстенная доска, прослужившая не один год, не выдержала и лопнула пополам. Андрей выдернул застрявшую в доске лопату и принялся крушить ни в чём не повинную мишень, превращая её в кучу щепок. Когда от неё остался только обгрызенный пенёчек, он остановился на мгновение и, не переводя духа, набросился на чучело, предназначенное для отработки приёмов штыкового боя, которое висело на тросе. Задержав на секунду дыхание, он, шагая вперёд, совершил резкий разворот вокруг своей оси и нанёс наотмашь рубящий удар лопатой по воображаемому противнику. Но так как манекен был сработан из кусков автомобильных шин, лопата от пружинила, отскакивая в сторону, сбивая равновесие Андрею. Свирепея ещё больше, он ещё раз наотмашь рубанул по манекену, стараясь перерубить трос. Лопата не выдержала. Жалобно крякнув, переломился пополам черенок, оставив в руках у Андрея остроконечный обломок. Тогда он, схватив двумя руками оставшийся огрызок, стал в бессильной злобе наносить удары в голову манекена.

Ротный, наконец справившийся с заклинившей дверью, выбежал на улицу. Он, мгновенно оценив обстановку, кинулся к Андрею, продолжавшему в бесполезной ярости долбить манекен. Подбежав к нему, он обхватил его сзади за корпус, прижимая обе руки к телу, повалил на землю, при этом приговаривая:

– Ну, всё, всё, успокойся! Успокойся! Успокойся!!!

– Пусти! Пусти меня!!! – забился в истерике разом обессиливший Минин. – Пусти! Я их всех перережу! Пусти!!! Дашенька! Как они могли, суки! В тебя и миномёта… Суки! Ненавижу!!!

И он, как показалось ротному, зарыдал, судорожно всхлипывая, обмякнув тряпичной куклой в его руках. Тогда Николай осторожно его отпустил, поднялся на ноги и оторопел, увидев, что плакал Андрей без слёз. Нет, всё происходило, как и полагается в таких случаях, всхлипы, судорожные вдохи и размазывание руками по щекам, но слёз не было. Он рыдал всухую. Как будто сжигающая изнутри боль иссушила его слёзы полностью, застыв окровавленной, искривлённой судорогой гримасой на губах.

На них стали обращать внимание проходившие мимо солдаты и офицеры. Чтобы не привлекать ещё большего внимания и избавиться от ненужных вопросов, ротный поднял Андрей, отряхнул ему спину, повёл прочь от любопытных глаз в городок по воздушно-десантной подготовке, который пустовал в это время.

Там он усадил его на лавочку и достав носовой платок замотал ему прокушенную руку. Затем присел сам, вынул из две сигареты, прикурил и вложил одну в пальцы Алексея.

– Давай покурим, – только и сказал ротный.

Так и сидели они молча плечом к плечу, вдыхая и выдыхая сизый сигаретный дым, постепенно успокаиваясь. Докурили. Андрей носком ботинка придавил окурок. Затем полез в нагрудный карман, достал пачку сигарет, вытащил ещё одну и, чиркнув спичкой, закурил вновь. Он проделал эту операцию механически, но ротный заметил, как мелко дрожали у него руки. Списав это на переживаемое волнение, Николай особо не придал этому значения. Они молчали минут долго, пока, наконец, Андрей не произнёс: