9 жизней Антуана де Сент-Экзюпери - Тома Фрэсс Страница 16

Утром в день отправления Жан Люка бывший глава аэродрома Порт-Этьенн разбудил его в четыре часа. Все было готово. На картах написаны названия, расстояния, ориентиры. Но по мере того, как автомобиль приближался к аэродрому, тоска Консуэло росла. Она помнила, что накануне ее мужу предсказали неудачу. Вскоре Антуан сел за штурвал, а вместе с ним на борту разместился механик Жан Прево. У него был какой-то неестественный вид, почти печальный, ведь предсказание касалось и его тоже.

Тем не менее, они наконец взлетели. Через Мелон, Невер и Лион они отправились в Марсель и к Средиземному морю, которое пересекли в направлении к Бенгази, потом – к Александрии. Во время полета не происходило ничего особенного. Снаружи шел проливной дождь, а от водной поверхности, как написано в «Планете людей», поднимался «пар, точно от огромного таза с горячей водой». Они приземлились в Тунисе, и там было два часа ясной погоды. Вскоре они уже летели над Триполитанией, между Каиром и Александрией. Воздух был спокоен, дождь утих. Затем начались пески. Сент-Экзюпери думал тогда, как написано в том же произведении: «Боже, до чего же пустынна наша планета! Быть может, и вправду реки, тенистые рощи и леса, людские селенья – все рождено лишь совпадением счастливых случайностей». И действительно, они вошли в область, где у человека нет своего места. «Но сейчас все это мне чужое, у меня своя стихия – полет. Надвигается ночь, и становишься в ней затворником, точно в стенах монастыря». В сумерках он начал смаковать ощущения полета. Они вошли в ночь, где в качестве ориентиров у них остались только звезды. Небо и земля слились, оставив пилота лицом к лицу с самим собой. Когда они прибыли в Бенгази, уже была кромешная ночь. Двое мужчин размяли ноги, довольные, что прошли свой первый этап так быстро. Если они сохранят тот же темп, они могут надеяться побить рекорд. После заправки Сент-Экзюпери сделал вираж в сторону офицеров охраны, чтобы сигнализировать им, что взлет прошел успешно, а затем пустил все 180 л. с. своего двигателя в ночь. Прошло несколько часов; с каждым километром кабина самолета все больше пропитывалась дымом Виргинского табака. Пилот начал «поглощать 1050 километров пустыни». Он не имел никаких ориентиров до самого Нила. «Мы в пустоте, – думал он. – Как в сказке, мы пересекаем мертвую долину, черную долину испытаний. Здесь никто не поможет. Здесь нет прощения ошибкам. Что с нами будет, одному Богу известно». И вот самолет вошел в облака. Пилот поднялся на 2500 метров, затем спустился вниз к 1000 метрам, чтобы избавиться от них, но это смолистое пюре по-прежнему окружало их. Время шло, и самолет уже должен был приблизиться к Нилу. Полагая, что Каир уже рядом, Сент-Экзюпери взял вниз, чтобы выйти из облаков и покончить с пилотированием вслепую. Теперь он летел, имея под собой примерно 400 метров высоты. Ему показалось, что он заметил маяк. Но тут вдруг «страшный треск» потряс кабину. И самолет врезался в эрг [36]на скорости 270 км/ч в районе Джебель Хадид, в 200 км к западу от Каира. Несмотря на шок, механик и пилот не испытали никакого ужаса. В «Планете людей» говорится: «Ни Прево, ни я ничуть не волновались. Я только и уловил в себе это напряженное ожидание: вот сейчас вспыхнет ослепительная звезда – и конец». Ожидание длилось, но не появилось никакой звезды. «Ничего, только ледяная тишина». Несмотря ни на что, они остались живы. Они выпрыгнули из самолета. Сент-Экзюпери думал, что его механик сейчас рухнет. Но они оба чудесным образом оказались невредимы. Пилот прошел вокруг и обнаружил, что самолет пропахал плато на 250 метров. Они не знали, где они находятся. Они находились «в квадрате со стороной в 400 километров».

* * *

Сент-Экзюпери пошел исследовать округу. Потом он вернулся и сказал Прево: «Я не увидел ни единой травинки». Таким образом, они потерпели аварию в центре пустыни. Утром они откроют для себя то лунное пространство, в котором, не по своей воле, они оказались: «Мы очутились в царстве минералов. Все вокруг заковано в броню. Одолеешь перевал, а там встает еще холм, такой же черный, блестящий». Ревизия воды принесла тревожные результаты. «Мы находим продырявленный термос, в нем уцелело пол-литра кофе, на дне другого – четверть литра белого вина. Процеживаем то и другое и смешиваем. Еще нашлось немного винограда и один-единственный апельсин». Что касается баков, то они разбиты. Песок поглотил все. Если верно оценивать свои силы, то у них их было достаточно, чтобы продержаться пять часов под палящим солнцем. Положение – хуже некуда. Если ждать, то их могли спасти в лучшем случае через восемь дней, в худшем – через полгода. Но имелось лишь два шанса. Либо ждать появления спасателей, либо мужественно идти на штурм пустыни. И Сент-Экзюпери подумал так (он потом вернется к этому в своей «Планете людей»): «Нельзя упускать надежду, пусть даже тень надежды – быть может, совершится чудо, и спасение все-таки придет с воздуха. И нельзя сидеть на месте – вдруг где-то рядом оазис?»

Этот урок идет против всех премудростей пустыни. В этом пространстве, на самом деле, нет ничего, что бы вселяло желание жить и бороться. Тем не менее, вот оно то, что он решил для себя, словно пройдя сквозь трубы атанора [37], через пустоту, отсутствие и неверие. Да, он и его механик стали пленниками пустыни, но они не станут пленниками самих себя. Вот так раскрываются, именно в такой момент, героические масштабы человека, отказывающегося от галлюцинаций.

* * *

В первый день они оставили место крушения с решением вернуться до наступления ночи и попытаться исследовать пространство вокруг. Потом он написал: «Мы взбираемся по склонам горбатых холмов. Песок покрыт тонким слоем блестящих черных камешков, обточенных, словно галька. Похоже на металлическую чешую, купола холмов сверкают, как кольчуга». В течение двух дней Сент-Экзюпери делал обходы, оставив самолет под охраной Прево, в надежде обнаружить хоть какие-то признаки жизни. По ночам они разжигали костры в тщетной надежде быть замеченными. По мере того как нарастала жажда, стали появляться миражи. «Пока они еще очень просты. Разливается на пути озеро, а подойдешь ближе – и нет его».

В Париже, по мере того как проходило время, атмосфера становилась все тяжелее. Консуэло выглядела все более и более застывшей, несмотря на видимость надежды, теплившейся в холле ее дома. Там находились близкие друзья Антуана де Сент-Экзюпери: Дидье Дора, Гастон Галлимар, Леон-Поль Фарг, Леон Верт, журналист Жан-Жерар Флери, мать Антуана и Ивонна де Лестранж. Время от времени все поворачивались к Дидье Дора, остававшемуся невозмутимым. Он что-то бормотал, стряхивал пепел с сигареты, зажатой в губах, а потом восклицал: «Он опять втянул себя в этот чертов бордель. В последний момент он выпутается, как и всегда. И никто не будет знать, как ему это удалось» [38]. Это было как раз то, что предсказала Консуэло ясновидящая. Сент-Экзюпери и вправду уже выбирался из таких переделок, которые стоили жизни многим гораздо более опытным пилотам. Вскоре Мария де Сент-Экзюпери и Консуэло начали молиться. При этом лицо последней иногда освещалось, и она вскакивала, крича, что ее муж спасен, потому что «Пресвятая Дева (ей) так сказала» [39], как свидетельствовали потом Мари-Элен Шарбонель и Мартина Франсиоли Мартинес. Но общая атмосфера становится все более и более тяжелой. Анри де Сегонь тщетно пытался ускорить спасение, организовав встречу с министром иностранных дел Пьером Лавалем. Но ситуация не двигалась с места.