Секретные бункеры Кенигсберга - Андрей Пржездомский Страница 16

Ехать было недалеко. Но каждый раз, когда машины подъезжали к баррикаде, перегораживающей улицу, сосед Бильке выходил из кабины, о чем-то долго разговаривал с постом охраны, после чего они продолжали путь. Хотя Бильке хорошо знал Кёнигсберг, в темноте он совсем не ориентировался и следовал только команде старшего — «налево», «направо», «прямо», «стоп». Наконец они выехали на небольшую площадь и оказались прямо перед возвышающейся громадой многоугольной башни. Замок! — узнал Бильке. Он бывал здесь неоднократно, последний раз в начале 1943 года на экскурсии…

После того как необщительный сосед опять о чем-то переговорил с охраной, был поднят шлагбаум, и машины проехали между двумя врытыми в землю бетонными колпаками в узкую щель баррикады, а затем уже в арку самого замка. Широкий двор, окруженный полуразрушенными стенами, был загроможден штабелями каких-то грузов, накрытых брезентом, железными бочками и тяжелыми мешками, наверное, с песком. У стены стояло несколько автофургонов, угадывались очертания легковых машин. В темноте слышались какая-то возня, топот сапог и отрывистые крики команд. Солдаты выносили из широко раскрытых массивных дверей коробки и аккуратно укладывали в кузов одного из фургонов. Ждать долго не пришлось: из той же двери к машине стали сносить большие деревянные ящики. Было видно, что груз тяжелый, так как солдаты вдвоем еле-еле поднимали их. На всю работу ушло не более получаса. После того как в кузов влезло несколько человек, среди которых были не только военные, колонна выехала из ворот замка. Опять темнота, команды старшего и смутное ощущение узнаваемости темных ущелий-улиц. Вот проехали по Юнкерштрассе, у Альтштадтской кирхи свернули на площадь Парадеплатц, потом, объезжая баррикаду, свернули налево. Еще немного, и машины выехали на Штайндамм — эту улицу Бильке не мог не узнать: ведь ему часто приходилось, работая летчиком, бывать в штабе командования воздушного округа. Именно сюда, на площадь у Штайндаммской кирхи, где находился штаб, и приехали машины той глубокой ночью.

Площадь вокруг церкви была окружена редкой цепью солдат. Машины, подминая колесами кустарник сквера, раскинувшегося перед кирхой, и слегка пробуксовывая на снегу, остановились рядом со зданием. Тут же были откинуты борта, и началась разгрузка. Минут пятнадцати хватило на то, чтобы все ящики были перенесены куда-то за угол кирхи, — как показалось Францу, в сторону входа в храм. На этом работа была закончена, шоферы отогнали машины в гараж на Валльринг, после чего их снова препроводили в общую тюремную камеру. Через несколько дней Бильке узнал от кого-то, что в кирху ночью угодила бомба.

Бильке потом несколько раз приходилось участвовать в подобных работах. Но проводились они, как правило, днем и без таинственных мер предосторожности, которые он запомнил с той январской ночи.

Рассказав эту историю подполковнику Рычкову, Франц Бильке сделал совершенно неожиданное резюме: он почему-то полагал, что в подземном укрытии у кирхи были спрятаны запасы продуктов и вин, хранившиеся в Королевском замке. Конечно, известно, что в историческом погребке «Блютгерихт», расположенном в северном крыле замка, хранились большие запасы марочных вин, в том числе известное всей Германии красное вино под названием «Блютгерихт 7» и «Блютгерихт 8». Но подполковнику Рычкову сразу показалось сомнительным, что в столь драматическое для гитлеровцев время они стали бы с чрезвычайными мерами конспирации прятать в тайниках такие «ценности». Он не стал разубеждать Бильке, рассчитывавшего использовать хотя бы часть найденных продуктов и вин для организации своего «дела», но и не готов был поверить немцу, опасаясь снова оказаться в дурацком положении и вызвать новую волну насмешек со стороны сослуживцев.

Тем не менее на следующий день около руин Штайндаммской кирхи состоялся импровизированный «военный совет», в котором приняли участие Рычков, командир одной из саперных частей, дислоцированных в городе, и инструктор политотдела армии. Вышестоящему начальству о тайнике подполковник пока решил не докладывать. Бильке показал место, где стояли автомашины, а затем провел офицеров туда, куда, по его мнению, сносили ящики той холодной ночью 1945 года. Рухнувшая стена и обломки крыши образовали здесь сплошной завал. Бильке вдруг вспомнил, что люди, относившие ящики, долго не возвращались за следующими, и предположил, что хранилище расположено на значительной глубине. Майор с саперными эмблемами на петлицах покачал головой и посоветовал Рычкову отказаться от этой затеи. На том и порешили. Бильке, казалось, не очень огорчился и, как только его отпустили, шмыгнул куда-то в арку полуразрушенного дома. Немцы в то время жили исключительно в развалинах и подвалах среди руин и обломков.

За кучей дел, которых у районного коменданта было предостаточно, Рычков стал уже забывать о рассказе Бильке, как вдруг одно из происшествий снова напомнило о нем. Однажды подполковник, проезжая поздно вечером на машине по расчищенной от завалов и баррикад улице Николайштрассе, заметил метнувшуюся в сторону от фар автомашины фигуру. Сидевший с Рычковым шофер крикнул в темноту: «Хальт!», но человек не остановился, а юркнул в пролом в стене стоявшего у дороги дома. Дав очередь из автомата в темноту окон, зияющих пустыми черными глазницами, Рычков с солдатом вышли из машины. В комендантский час немцам было строго запрещено появляться на улице — еще нередки были случаи нападения на военных и гражданских лиц, в окрестностях города действовали вооруженные банды. Подойдя к руинам, в которых скрылся человек, они услышали какое-то жалобное поскуливание и обнаружили прижавшуюся к стене женщину. В ней Рычков узнал врача комендатуры немку Гертруду Браунд. Она долго плакала, твердя одно и то же: «Извините, господин комендант! Извините, извините!» Потом, уже в комендатуре, Браунд рассказала, что она вместе с другими немцами пыталась проникнуть под покровом ночи в бункер у Штайндаммской кирхи, где якобы спрятаны большие запасы продовольствия. С десяток человек ночью в течение нескольких часов копошились в развалинах, разбирая завалы и рассчитывая найти вход в подземелье. По словам Браунд, наконец это удалось, и два человека спустились вниз. Она назвала некоторых знакомых ей лиц, участвовавших в ночной вылазке. И тут Гертруда Браунд упомянула о Франце Бильке как об организаторе всей этой затеи.

Из воспоминаний подполковника в отставке Рычкова, бывшего участкового коменданта

«…На следующий день около кирхи обнаружили два разбитых пустых ящика размером 1,5 × 1 метр, обитых внутри толем. Приведенный на место участник группы врач комендатуры Рихтер сообщил, что они проникли в затопленную часть подвала кирхи, откуда из воды достали эти два ящика, якобы с консервами. Ящики были мокрые, а около них лежали барельеф из дерева головы оленя и стул, на которых были этикетки с принадлежностью их Екатерининскому музею. Проникнуть в указанный Рихтером подвал было трудно, т. к. он был затоплен. Рихтеру поверили, еще раз предупредили и на этом проверку закончили».

Потом Рычков рассказывал, что барельеф, найденный около Штайндаммской кирхи, долго хранился у него дома, вызывая интерес и даже зависть редких гостей. Но однажды мать подполковника, жившая вместе с ним, не посоветовавшись, продала ценную вещь на толкучке. Что же касается стула из царскосельского дворца, то он еще тогда куда-то пропал, скорее всего, сгорев в одном из костров, разводимых нашими солдатами.