В глуби веков - Любовь Воронкова Страница 16

«Кто?!»

Прошло несколько дней. Ласточка с ее щебетанием понемногу уходила в забвение. Но однажды утром, когда Александр сидел с Евменом, разбираясь в делах канцелярии, явился посланец из Лидии, от Пармениона. Усталый, почерневший от загара и пыли, он вошел в царский шатер и снял шлем. По его лицу Александр понял, что посланец явился с недоброй вестью.

— Царь, меня прислал военачальник Парменион. Там, — он кивнул через плечо, — мой отряд. Мы привели пленника. Вот письмо.

Александр принял свиток. Письмо было короткое, но его вполне хватило, чтобы глубоко омрачить душу.

Парменион писал, что ему попался в плен перс Сисина, посланный Дарием. Сказал, что едет к фригийскому сатрапу Азитию. Но когда допросили как следует, сознался, что он послан Дарием к Александру-Линкестийцу.

Линкестиец. Все-таки Линкестиец!

Тут же вспомнилась ласточка, которая, по словам Аристандра, предупреждала его. Потемнев лицом, царь приказал привести перса.

— Ты — Сисина?

Перс, худой, дрожащий, будто охваченный ледяным ветром, стоял опустив голову под грозным взглядом царя.

— Да. Я — Сисина.

— Зачем ты послан к Линкестийцу? Рассказывай все и говори правду.

Светлые глаза Александра как кинжалы пронзали Сисину. Ему казалось, что царь и так видит его мысли и скрыть их все равно невозможно.

— Великий царь Дарий получил от Линкестийца письма…

— Как попали эти письма от Линкестийца к Дарию?

— Их передал Аминта, сын Антиоха, тот, который бежал от тебя из Македонии к царю Дарию.

— Что велел передать твой царь Линкестийцу?

— Царь велел дать ему клятву, что… что если он…

— Ну?

— Если он… убьет…

— Ну?

— Если он убьет царя македонского Александра, то великий царь Дарий отдаст ему Македонию.

Александр с минуту не мог произнести ни слова. Сисина, серый как пепел, неподвижно стоял перед ним.

— Ну? И еще что?

— А еще… что даст ему за это тысячу золотых талантов.

— Дальше.

— Всё.

— Что же ответил Линкестиец?

— Я не видел его.

Царь позвал стражу.

— Возьмите перса.

Александр тотчас созвал военный совет. Пока собирались его полководцы, он в раздумье ходил взад и вперед, тяжело ступая грубыми походными сандалиями по цветному персидскому ковру, взятому у Граника.

…Как он просил тогда пощады, как заверял! «Царь, защити меня, я ни в чем не виноват! Царь, я буду верно служить тебе!» Царь… А ведь Александр еще и не был тогда царем. Это, что ли, подкупило его и обмануло? Линкестийцы убили царя Филиппа. А сын Филиппа пощадил Линкестийца!

На совет Александр созвал только близких друзей. Те уже понимали, что произошло что-то страшное. А когда узнали, что произошло, возмутились.

— Я ему поверил, — сказал Александр, — я его простил. И разве я обижал его потом? Клянусь Зевсом! Он был моим этером, он был моим стратегом во Фригии у Геллеспонта. Теперь он командует у Пармениона фессалийской конницей. Как еще мне было возвысить его?

Этеры гневно зашумели. Они беспощадно поносили Линкестийца и весь линкестийский род, жадный, преступный, ненавистный…

— Что же мы решим, друзья? — спросил царь. — Как нам поступить с Линкестийцем?

Гефестион выхватил кинжал. Его нежное красивое лицо исказилось от ярости.

— Никакой пощады! Я сам убью его.

— Убить Линкестийца! — закричали этеры. — Никакой пощады изменнику.

— Убрать, пока не натворил худшего, — сурово сказал Черный Клит. — А ты, Александр, поступил неразумно, отдав конницу человеку, которому нельзя доверять. Фессалийская конница — большая сила. Что, если эта сила теперь на его стороне?

Александр нахмурился. Он не терпел упреков. Но сейчас приходилось терпеть — Клит был прав.

Решение было единодушным — схватить Линкестийца немедленно.

В тот же день, к вечеру, из ворот Фаселиды отправились в путь несколько всадников в длинных азиатских одеждах. Доехав до перекрестка, они повернули коней в сторону лидийского города Сарды.

Александр-Линкестиец, военачальник фессалийской конницы, вместе с Парменионом прибыл на зимовку в Сарды. Получив приказ царя вести конницу в Сарды, Линкестиец еле сумел скрыть свою радость. Наконец-то он уйдет от этих холодных наблюдающих глаз, наконец-то он сможет не следить так напряженно за каждым своим шагом, за каждым словом, за выражением лица. Ни одного дня он не был счастлив с тех пор, как увидел кровь своих погибших братьев, с тех пор, как назвал Александра, сына Филиппа, царем. Почести, власть, высокое положение… Он командует конницей. Он сидит за царским столом. Он сверкает доспехами среди царских этеров. Но хоть бы раз он встретил утреннюю зарю с легким сердцем и улыбнулся наступающему дню!

Линкестиец покорно склонял голову перед Александром. Улыбался его друзьям. И втайне думал только об одном — как ему утолить свою ненависть и отомстить сыну Филиппа?

Как часто, наблюдая издали за царем, он мысленно говорил ему: «По какому праву носишь ты царскую диадему? Ведь такое же право есть и у меня, а я, как раб, трепещу перед тобою. Но не настанет ли день, когда ты, Александр, попросишь у меня пощады? Не наступит ли день, когда я сам надену царский венец?»

Но одному ничего не достигнуть. Нужны союзники. Кто поможет ему? Персы. Только враги сына Филиппа — персы…

Конница расположилась среди широкой долины, у реки. Линкестиец объехал свой лагерь. Все было спокойно. Люди отдыхали. Кони ушли на пастбища. Возле палаток горели костры, конники варили ужин. Слышались негромкие разговоры, смех, иногда перебранка… Линкестиец поднял глаза — вдали, на фоне желтого закатного неба, четко рисовались лиловые силуэты горы и башен старой лидийской крепости.

Парменион? А что думает Парменион?

Парменион сейчас в Сардах. Линкестийцу показалось, что Парменион тоже с легким сердцем уехал в Сарды от Александра. Линкестиец сам слышал, как Филота однажды назвал царя мальчишкой, а ведь Филота — сын Пармениона. Что, если отправиться в крепость и попытаться проникнуть в мысли старого полководца?

Желтая вечерняя заря, тишина в горах и долинах. И — одиночество. Такое полное, безысходное одиночество! Линкестиец вздохнул, провел рукой по щеке. Отросла щетина.

И тут же, как мальчик, обрадовался. Вот и пусть растет. Он не будет здесь бриться, царь не видит его!

Линкестиец слез с коня. Для него был поставлен шатер, приготовлен ужин. Занятый своей думой, отослал сопровождавшую его свиту.