Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века - Кирилл Соловьев Страница 16
Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века - Кирилл Соловьев читать онлайн бесплатно
Прекращение «Освобождения» для меня лично — большое облегчение, но… в том разброде, который характеризует все движение, оно будет явным для всех свидетельством этого разброда и в этом смысле есть глубоко печальный факт, хотя без этого разброда оно было бы точно показателем силы и успехов движения в самой России.
В октябре
Петр Бернгардович совсем потерял голову. По десять раз в день бегал он на станцию метро, к газетному киоску, хватал все выпуски, утренние, вечерние, ранние и поздние, полдневные и закатные, обычные и экстренные… Целые страницы были полны Россией, и на каждой можно было найти новые подробности, подтверждающие силу движения. Струве ходил по улицам Пасси [в Париже], раскрыв перед собой газету, как щит, рискуя попасть под извозчика, натыкаясь на прохожих, не обращая внимания на их поношения, довольно заслуженные. Дома он бессмысленно заглядывал во все комнаты, бормотал непонятные слова, смотрел на нас невидящими глазами.
И наконец, вечером 17 октября стало известно о Манифесте об усовершенствовании государственного порядка.
Как раз в этот день Нине Струве пришло время родить. Это был ее пятый ребенок. Нина не легла в больницу, а проделала привычную работу у себя дома. Как и подобало жене редактора конституционного журнала, она выбрала для родов знаменательный день 17 октября, когда была дана конституция… Взлохмаченный Струве, потрясая пачкой газет, расталкивая всех, ворвался в спальню, где его жена напрягалась в последних родовых муках: «Нина! Конституция!» Акушерка взяла его за плечи и вытолкнула из спальни. Через полчаса родился пятый струвененок.
Друзья впоследствии шутили, что даты рождения детей Струве в каком-то смысле иллюстрировали эволюцию его взглядов. Первый сын родился 1 мая, последний — 17 октября.
1899 год был годом перелома. До Манифеста 17 октября было еще далеко, и ничто его не предвещало. Однако тогда, в 1899-м, была составлена «антиземская» записка С. Ю. Витте, закрыто Московское юридическое общество, был уволен как будто сочувствовавший земству министр внутренних дел И. Л. Горемыкин. «Итог пятилетнего царствования все больший и больший раскол между правительством и народом, между Петербургом и Россией. Какое-то особенное преобладание двора, придворной сферы в правительственной деятельности и в общем строе дела», — так 22 ноября 1899 года записал в дневнике московский голова князь В. М. Голицын о назначении министром внутренних дел Д. С. Сипягина. Попутно он жалел «доброго» Горемыкина, сетовал на всесилие петербургских кружков и указывал на растерянность общества, готового сравнивать нового министра с одиозной фигурой графа Д. А. Толстого, ближайшего сотрудника Александра III. Но более всего общественность была взбудоражена студенческим движением и правительственной реакцией на него. 29 июня 1899 года были изданы Временные правила, предполагавшие «отбывание воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений за учинение скопом беспорядков».
«Преобразованная русская армия снова превращается в арестантские роты. Мы возвращаемся к худшим преданиям дореформенного времени, — отметил Б. Н. Чичерин в письме к бывшему военному министру графу Д. А. Милютину. — И в то время это делалось в исключительных случаях, всякий раз по особому Высочайшему повелению. Теперь же это возводится в правило…» Позднее, в историографии, некоторые авторы небезосновательно полагали, что революция в России началась уже в 1899 году. Что-то подобное чувствовали и современники тех событий. «Может быть, вообще мы присутствуем при окончательной гибели университетов в России, и они заменятся… политехникумами, как больше подходящими к грубой и некультурной форме русского государства», — писал жене В. И. Вернадский 27 августа 1899 года. Согласно воспоминаниям общественного деятеля И. П. Белоконского, 1899 год во многом напоминал 1889 год, когда все ожидали, что земство вот-вот прекратит свое существование. Ни в 1889-м, ни в 1899-м этого не случилось. Однако предчувствие событий отнюдь не менее значимо, чем сами события.
Приблизительно тогда в Москве, в Малом Знаменском переулке, в усадьбе князей Долгоруковых, собрались хорошо знавшие друг друга земцы. Кто стоял у истоков кружка, сказать трудно. Согласно выпискам князя Д. И. Шаховского из протоколов первого заседания, инициатива принадлежала князю Павлу Долгорукову. С этим не соглашался граф П. С. Шереметев, правда, он не уточнял, кто именно был зачинщиком собрания. Граф В. А. Бобринский упрекал Шереметева за излишнюю скромность. По его сведениям, идея организации кружка принадлежала как раз самому Шереметеву. (Кстати, время от времени заседания «Беседы» проходили в доме Шереметевых на Воздвиженке или в их Фонтанном доме в Петербурге.)
Чугунная ограда, раскидистые деревья тенистого сада, прихожая с парадной лестницей, белый зал, кабинет — так много лет спустя, уже в эмиграции, описывал долгоруковский особняк Н. Н. Львов. В 1792 году в этом доме родился поэт П. А. Вяземский. С 1804 по 1811 год здесь жил Н. М. Карамзин. В этом доме он писал «Историю государства Российского». В 1896–1898 годах на первом этаже снимал квартиру художник В. А. Серов. Теперь же, 17 ноября 1899-го, здесь собрались шесть человек: хозяева, братья-близнецы Долгоруковы, князья Петр и Павел, граф П. С. Шереметев, граф Д. А. Олсуфьев, Ю. А. Новосильцев и В. М. Петрово-Соловово. Этот кружок пока не назывался «Беседой». Название было предложено позднее Н. А. Хомяковым, кооптированным в объединение лишь в 1901 году. Его задумка была вполне остроумной. Все знали о перлюстрации: министр внутренних дел, вне зависимости от фамилии, был большой ценитель частной переписки. На «беседу» можно было звать друзей без особой боязни быть превратно понятым полицейским начальством. Впрочем, «собеседники» не слишком стеснялись своих встреч. О них узнал В. К. Плеве — и в начале 1904 года прислал бумагу губернскому предводителю московского дворянства князю П. Н. Трубецкому с просьбой довести до сведения князя Павла Долгорукова, что ему известно об этих собраниях. Долгоруков написал министру:
Вы совершенно правы. Я собираю у себя своих единомышленников, и мы ведем разговоры о будущей конституции в России. Имею честь довести до вашего сведения, что я противник существующего абсолютизма.
В 1902 году знакомый писал князю Павлу Долгорукову:
Недавно сравнительно я узнал случайно от своего родственника о существовании основанного несколькими либералами тайного общества, называемого Вами «беседами», состоящего пока только из 30 членов из цвета нашей аристократии, в числе коих состоите вы, князь, с Вашим братом князем Петром Дмитриевичем, граф В. А. Бобринский, князь С. Н. Трубецкой, князь М. В. Голицын, граф П. А. Гейден, граф П. С. Шереметев, М. А. и А. А. Стаховичи, Д. Н. Шипов и др. Перечислять всех излишне. Общество это, несмотря на свое нелегальное существование, преследует цели совершенно не свойственные частным лицам, идущие вразрез с мероприятиями правительства. Слишком красноречиво говорят об этом журналы «бесед», в особенности первый — программный, и потому я не буду много распространяться, полагая, что все это хорошо вам известно, как представителю Бюро этих «Бесед».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments