Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - Михаил Бенцианов Страница 16

Появление «князей» в разрядных книгах произошло, таким образом, за счет разделения на две части известной прежде группы «дети боярские». Судя по порядку записи 1495 г., «князья» котировались более высоко, чем «дети боярские», хотя и расценивались в принципе как представители одной и той же социальной прослойки.

Показательным в этой связи является обозначение отдельных статусных групп среди новгородских помещиков рубежа XV–XVI вв. В большинстве случаев в писцовых книгах употреблялся обобщенный термин «помещики». В писцовой книге Деревской пятины, наиболее ранней из писцовых книг, в ряде случаев встречаются поместья за «детьми боярскими». В более поздних писцовых книгах Водской и Шелонской пятин упоминались более развернутые определения. В преамбуле описания Д. В. Китаева прямо говорилось о землях «за бояры и за детми боярскими и за служилыми людми за поместщыки». Это определение было повторено при описании отдельных погостов. Достаточно точно можно выяснить состав «бояр». К ним относились А. Ф. Челяднин и Я. З. Кошкин, которые действительно были членами Боярской думы, а также новгородский дворецкий И. М. Волынский ^[126]. Остальные представители московской знати, обосновавшиеся в этих двух пятинах, в том числе выходцы из княжеских фамилий, воспринимались как «дети боярские». Всего же здесь без учета новых помещиков насчитывалось не менее 17 титулованных лиц, существенно отличавшихся друг от друга по размерам своих владений ^[127].

В более поздней делопроизводственной традиции при проведении писцовых описаний «князья» обычно выделялись среди других помещиков. В писцовой книге Бежецкой пятины конца 1530-х – начала 1540-х гг. И. Д. Вельяминова и А. Г. Соловцова фигурировали земли «за князи и за детми боярскими за помещики» ^[128]. В тверской писцовой книге конца 1530-х гг., а также в дозорной книге 1550-х гг. «князья» также присутствовали в качестве одной из категорий помещиков. К «князем, и детем боярским дворовым и городовым» была обращена указная грамота в Рузский уезд начала 1540-х гг. ^[129]

Отсутствие выделения «князей» в новгородских писцовых книгах рубежа веков, несомненно, было отражением более ранней социальной структуры, в которой не находилось особого места для представителей княжеской прослойки.

«Князья» (служилые князья) из жалованных грамот (в разделе освобождения от постоя) рассматривались, очевидно, в несколько другом ракурсе. Все они не воспринимались как собственно служилые люди. Отношения с ними строились на договорных началах. Постепенно терялось их обособленное положение. Белозерская уставная грамота 1488 г., например, упоминает о сборе корма наместникам «со всех сох, со княжих, и з боярьских… без оменки». В данном случае, безусловно, имелись в виду местные князья Белозерские. Один из их представителей – Иван Карголомский – в конце 1470-х гг. надолго задержался в Новгороде «на великого князя службе» ^[130]. Тем не менее упоминание «князей» первыми среди «ездоков» свидетельствовало об их более высоком статусе «молодшей братьи» государей всея Руси и их ближайших родственников из числа удельных князей.

Место «князей» в структуре Государева двора в середине 1490-х гг. отражало произошедшие за это время изменения. Они, в отличие от предшествующих десятилетий, уступили первенство боярам, среди которых также присутствовали выходцы из княжеских фамилий, и приписанных к ним дворцовым чинам. Очевидно, звание боярина к концу XV в. расценивалось уже более высоко, чем статус «князя», даже если указанный «князь» официально признавался «служебником» (как, например, Федор Бельский).

Стоит отметить определенное единство княжеской части новгородского разряда 1495 г. «Князья» представляли в нем одну общую группу, вне зависимости от происхождения (Рюриковичи и Гедиминовичи) и наличия у них (в том или ином виде) суверенных прав. Наравне с явным служилым князем Ф. И. Бельским здесь были зафиксированы сын «наивышшего» воеводы И. Ю. Патрикеева Иван Мунында (брат ранее названного Михаила Колышки), его племянник Иван Булгак ^[131], а также дети знаменитого воеводы Данилы Холмского Семен и Василий. Чуть ниже были компактно перечислены представители князей Оболенских, Суздальских, Стародубских, Ростовских, Ярославских и Белозерских ^[132].

Существует еще два документа первых лет XVI в., в которых прослеживается существование княжеских списков. Оба они повторяли с некоторыми расхождениями структурные особенности разряда 1495 г. В княжеской части разряда свадьбы В. Д. Холмского и великой княжны Феодосии 1500 г. были последовательно перечислены князья Булгаковы-Патрикеевы, недавний литовский выходец князь Иван Пронский, следом за которыми шли князья Никита Хромой (Оболенский), Ярославские, Суздальские, Стародубские и Иван Голенище Андомский (Белозерский) ^[133].

Большой интерес представляет список лиц погибших под Казанью в 1506 г., дошедший в составе сборника конца XVI в. Текст поминовения распадается на три части и, видимо, отражал структуру собравшейся «рати» в соответствии с действующими организационными принципами. Первая включала в себя воевод – князей Ф. И. Палецкого, М. Ф. Карамыша Курбского и Д. В. Шеина. Вторая, очевидно, князей и детей боярских (из центральных уездов). И наконец, третья – детей боярских «вологодцких». Наибольший интерес в рассматриваемом контексте представляет вторая часть этого документа. В ней ощутимо присутствовала княжеская часть: первые 23 имени принадлежали носителям княжеских титулов ^[134]. Эти имена были расположены в определенном порядке. Первым был назван Александр Данилович Пенков, который, видимо, как и его отец, обладал высоким индивидуальным статусом. В синодике московского Успенского собора он фигурирует с обозначением «Ярославский». Далее следовали князья Суздальские, Ярославские и Белозерские, после которых уже шла очередь нетитулованных особ – детей боярских. Примечательно, что в этом ряду наравне с княжескими фамилиями Северо-Восточной Руси находился князь Михаил Мезецкий. Он еще в 1492 г. перешел на московскую службу вместе с частями своего княжества. В Стародубе-Ряполовском Мезецкие владели несколькими селами на правах обычных вотчинников ^[135]. Это обстоятельство, впрочем, не мешало М. Р. Мезецкому входить в состав группы «князей». Он погиб в 1506 г. в походе на Казань, будучи задействованным благодаря своим новым владениям на восточном направлении.