Князь Иван Шуйский. Воевода Ивана Грозного - Дмитрий Володихин Страница 16

В такой ситуации хоть сколько-нибудь организовать громадное, слабоуправляемое и тяжко нагруженное скопище посошан было чрезвычайно трудно. Если не вся посоха, то существенная ее часть объединена была в полковые коши – отряды, переносившие лагерные и прочие принадлежности и припасы, которые числились за отдельными полками. Царь «приговорил» каждому кошу следовать за своим полком ^[75]. Но отнюдь не все громоздкое кошевое хозяйство поспевало за воинскими людьми.

14 января 1563 г. царь со своим полком и кошем выступил из Великих Лук. В этот день и начались «накладки»: многие посошане-кошевщики трех шедших впереди полков не успели выйти раньше и образовали «в острожных воротах затор велик». Далее вся эта орда так и шествовала между большим и государевым полками, а также вместе с государевым полком, страшно затрудняя движение. Московское командование каждый день высылало «голов для заторов». Дело было осложнено царской «заповедью»: в целях сохранения внезапности за литовским рубежом никого не отпускать «ни на какую добычу», ни на фуражировку, и запасы везти с собой. Таким образом, отряды фуражиров нисколько не разряжали мощного потока воинских людей и кошевщиков. Царь метался, пытаясь навести порядок, но тщетно. В результате «путное… шествие [было] нужно и тихо…». Не было никакой возможности провести смотр у Невеля, и 19 января он был перенесен на время прибытия под Полоцк ^[76].

Заторы на пути к Полоцку – результат неопытности московского командования, неготовности его к подобного рода боевой работе. Просто, по старинному обычаю, разделив армию на полки и «наряды», а затем разбив «посоху» и обозы по полкам, наши воеводы нашли способ решения тактической задачи, пригодный для войска вдвое-втрое меньшей численности. А такая громада людей, пушек, обозных телег, которая двигалась от Великих Лук через Невель к Полоцку, нуждалась в более серьезной организационной схеме.

Молодой князь Иван скакал по заснеженным путям вместе с государем. Он собственными глазами видел, сколь сложные проблемы рождает обеспечение крупной полевой армии. Он везде был рядом с монархом, видел и слышал, какие принимаются решения, какие отдаются приказы…

Он учился.

В том числе и на ошибках других воевод.

Будущее предоставит ему возможность применить полученный опыт на практике…

Поход Ивана IV где-то на участке Великие Луки – Полоцк перестал быть секретом для полочан. Вести о нем принесли жители местности, по которой двигались царские полки. Либо, что более вероятно, с некоторого момента за армией велось наблюдение лазутчиками и дозорщиками. По дороге к Полоцку из русского войска бежал и перекинулся на сторону неприятеля окольничий Богдан Никитич Хлызнев-Колычев, сообщивший о движении московской силы. Этот человек ненадолго предвосхитил измену князя Андрея Курбского. (Сам А. Курбский писал позднее о том, что во время полоцкого похода в Невеле царем был собственноручно убит князь Иван Шаховский ^[77]. Возможно, оба инцидента взаимосвязаны: то ли первый бежал, устрашенный казнью второго, то ли второй был убит по подозрению в связи с «изменным делом» первого.)

Несмотря на осведомленность полочан о движении русской армии, до короля польского вести об угрозе из-за восточного рубежа дошли слишком поздно. Его тогда не было в Литве, он присутствовал на сейме в Петркове и узнал о полоцких событиях уже после падения города.

Литовский гетман Николай Радзивилл не успел собрать достаточного войска для контрудара ^[78].

А что мог сделать один городской воевода Станислав Довойна? У него был небогатый выбор: или сдаться на милость Ивана IV, весьма, надо сказать, изменчивую в отношении завоеванных городов (Юрьева, например), или драться, ожидая подхода Радзивилла. Довойна избрал второй вариант, успев лишь «затвориться… со всеми людьми всего Полотцкого повета».

Иными словами, в конце января в Полоцке скопилась громадная масса людей разного звания и достатка. И тогда Иван IV делает неожиданный ход: он посылает к Довойне с грамотами, где обращается с предложением сдаться не к одному только воеводе, который, собственно, лишь и мог это сделать, а еще и к православному епископу Арсению Шишке, и к местной шляхте, и к полякам, обещая их «…пожаловать на всей воле их, какова жалованья похотят» ^[79]. По всей видимости, царь рассчитывал посеять сомнения среди защитников города. Предполагалось, вероятно, что в городе имеются его доброжелатели. Это событие стоит запомнить и в свой срок к нему вернуться. Первоначальный результат, во всяком случае, был лишь тот, что «язык», отважившийся отвезти послания царя к своим, был казнен.

30 января, с последнего стана в пяти верстах от Полоцка, «царь ездил смотрити города…» ^[80]. Время тактических маневров закончилось. Литовская сторона не успела воспользоваться тем преимуществом, которое дало ей промедление русских войск на марше. Далее исход дела могло решить лишь прямое вооруженное столкновение.

Ultimo ratio regis…

Итак, несмотря на трудности в организации «путного шествия», заторы и «мотчание», огромная армия была в краткий срок собрана и быстро переброшена под самые городские стены Полоцка. Нет шахматной партии без ошибок или сомнительных ходов, но в итоге побеждает тот, кто делает меньшее их количество. На 30 января 1563 г. можно было констатировать: Иван IV и московские воеводы в дебюте сделали меньше оплошностей, нежели их противник, и добились существенно предпочтительной позиции.

* * *

Миттельшпиль полоцкой партии начался с расстановки полков вокруг города. Она заняла весь день 31 января. Перемещения полков выдают колебания русского командования, выбиравшего направление главного удара.

Первоначально, видимо, предполагалось нанести его из Задвинья, штурмуя город с юга, по льду Двины. За реку была послана большая часть сил: передовой полк отправили стоять на Виленской дороге «против Якиманские слободы» (т. е. в районе нынешнего парка 50-летия советской власти и несколько западнее); полк правой руки – «на Черсвятцкой дороге… против острова и Кривцовские слободы» (т. е. от нынешнего парка 50-летия Советской власти примерно до реки Бельчицы). Государев полк поначалу также был отправлен в Задвинье. Весь день он стоял «у Егорья Страстотерпца на поле», но к вечеру переправился через Двину и встал у Борисоглебского монастыря (восточнее полка правой руки). Таким образом, к вечеру 31 января на южном берегу Двины стояло 50 процентов всех войск. Ертоул встал в Заполотье, близ устья Полоты и, значит, против западной стены замка. Полк левой руки расположился на Себежской дороге (т. е. северо-восточнее ертоула, пересекая современную Октябрьскую улицу). Большой полк был поставлен «у Спаса на Шорошкове» – при Спасо-Ефросиньевом монастыре, очевидно, на правом берегу Полоты.