Джон Леннон - Альберт Голдман Страница 150

Едва Джон потерял Мэй, его отношение к Йоко стало меняться. Вместо чувства любви, которое он должен был испытывать к женщине, которая защищает его от всех опасностей, Джон почувствовал ненависть, свойственную детям, обманутым в самых сокровенных желаниях. Отныне его жизнь в Дакоте стала напоминать детство, проведенное в доме у тети Мими. По мере того как проходили месяцы, связь Джона с внешним миром становилась все тоньше, он вновь возвращался к одиноким мечтаниям, к самонаблюдению, самоанализу, которые неизбежно пробуждали в его душе прежний протест и жестокость.

Иногда Джон приглашал Йоко поужинать в ресторане, но стоило им устроиться за столиком, как он заказывал бренди «Александер». Дома выпивка была запрещена, но на людях Йоко была не в силах помешать Джону накачиваться спиртным. Чем больше он пил, тем более становился агрессивным. Стараясь избегать публичных сцен, Йоко молча сносила выходки Джона. Иногда он обрушивался на ее аристократическое происхождение, подвергая его вульгарным насмешкам. В другой раз он мог завести волынку о сексуальной неудовлетворенности, объясняя Йоко, что если она не хочет спать с ним сама, то должна по крайней мере позаботиться о том, чтобы подыскать себе подходящую замену в лице каких-нибудь симпатичных девчонок – или мальчишек! Иоко теряла терпение, выскакивала из-за стола и пулей вылетала из ресторана. А Джон был волен отправляться на поиски развлечений.

Обычно он садился в такси и ехала «Эшли», модную дискотеку, где в то время собирались все, кто имел отношение к шоу-бизнесу. Когда Джон появлялся в дверях, перед ним раскатывали красную дорожку. Здесь с него не требовали денег за выпивку, со всех сторон угощали наркотой, здесь он мог танцевать в свое удовольствие с самыми красивыми девушками Нью-Йорка, а когда наступала глубокая ночь и на Джона находил кураж, он позволял себе отправиться в фойе и залезть под юбку к девчонке-гардеробщице. Однажды он позвонил Йоко в семь утра и сообщил: «Я наблюдаю, как три лесбиянки занимаются любовью. Надеюсь, что следующим они примут к себе меня!» А был случай, когда он заявился домой с двумя официантками, рассчитывая устроить оргию.

Иоко, конечно, сообразила, сколько опасностей таило в себе такое поведение мужа. Подобно тому, как когда-то она решила проблему удовлетворения похоти Джона, подыскав для него скромную и вызывающую доверие любовницу, так и сейчас она договорилась с надежными людьми – с Эллиотом Минцем и Тони Кингом, чтобы они отвели ее мужа в бордель (отправлять туда его одного было опасно, к тому же Йоко хотела получить подробный отчет о его поведении). Одно из таких заведений, корейский бордель на 23-й стрит, с гордостью демонстрирует посетителям фотографию Леннона с его личным автографом. Здесь Джон мог рассчитывать на осуществление всех тайных желаний, не рискуя при этом, что какая-нибудь неграмотная заморская проститутка «настрочит» воспоминания, как говорила Йоко.

Когда наступило лето и асфальт стал плавиться под ногами, Йоко отправила Джона с одним из своих слуг в Монтаук, где договорилась об аренде того самого дома, который Джон планировал купить для себя и Мэй Пэн. Йоко мечтала отослать Джона подальше из города, так как он сводил ее с ума стремлением всячески защитить еще не родившегося ребенка. Он настаивал на том, чтобы контролировать ее диету, возил ее по дому в кресле, а вскоре оказалось, что она даже в ванную не могла отправиться без него.

Эффект от такого контроля оказался прямо противоположным тому, которого ожидал Джон. В то время как Джон в интересах ребенка впервые в жизни бросил курить, Йоко сделалась настолько нервной, что, напротив, увеличила потребление сигарет до четырех пачек в день. Если Джон серьезно перешел на диету и вскоре стал похожим на тень, .то у Йоко прорезался зверский аппетит. Тайком от Джона она поедала тонны шоколада. Очень скоро Йоко растолстела, и Джон, не избавившийся от фобии «толстого Элвиса», буквально не давал ей прохода. В доме постоянно вспыхивали ссоры, одна из которых однажды переросла в грандиозный скандал, так что Джон сильно ударил Йоко в живот. С уверенностью можно сказать, что Йоко испытала явное облегчение, когда муж отбыл наконец на побережье.

Джон называл беременность Йоко «чудом», и если принять во внимание предшествовавшую зачатию историю, то это слово отнюдь не кажется преувеличением. После трех выкидышей, случившихся в ноябре 1968, октябре 1969 и августе 1970-го, супруги неоднократно, но тщетно пытались зачать ребенка. В 1972 году Джон прошел специальное медицинское обследование, в ходе которого выяснилось, что он не мог оплодотворить супругу в связи с чрезвычайно низким уровнем активности сперматозоидов. И вот теперь, в начале 1975 года, без какого-либо специального лечения, не прибегая к искусственному оплодотворению, Йоко забеременела. Еще большим чудом может показаться то, что зачатие произошло после единственного полового акта, имевшего место между супругами в день, когда Джон вернулся в Дакоту для прохождения курса лечения. Оба – и муж, и жена утверждали, что знают в точности, когда был зачат Шон.

В июне журнал «Роллинг Стоун» опубликовал интервью, над которым Пит Хэмилл начал работать через три дня после возвращения Джона в Дакоту, но которое закончил лишь спустя полтора месяца. Этого времени было достаточно для Леннонов, чтобы, усевшись рядком, написать последний куплет «Баллады о Джоне и Йоко».

Новая сказка была построена вокруг якобы случившегося на концерте Элтона Джона безмолвного обмена взглядами. Джон утверждал, что не знал о присутствии Йоко на концерте, а также что если бы он это знал, то не смог бы выйти на сцену. (На самом деле Йоко в течение всей предыдущей недели обрывала телефон, бранясь, что ей досталось очень неудобное место.) Затем он рассказал Хэмиллу о том, что когда их глаза встретились, «это было как в кино, знаешь, в такие моменты время словно останавливается». Позднее Джон добавил, что кто-то, увидев их с Йоко за кулисами, понял, что «если и есть на свете двое истинно влюбленных друг в друга людей, ими могли быть только мы». Эти слова были впоследствии растиражированы многочисленными поклонниками Джона и Йоко.

Заявив в интервью журналу «Ныосуик»: «Наш разрыв стал причиной неудач», Джон с мазохистским удовольствием рассказал о своем отвратительном поведении во время «неудавшегося уик-энда», заявив, что причиной тому было безумие. Он не признал, что они были в это время на грани разрыва, ни разу не упомянул о присутствии рядом Мэй Пэн, словно напрочь позабыв о том, как за девять месяцев до возвращения к Йоко он наслаждался жизнью счастливого человека. "Он чувствовал себя обязанным увековечить миф, – заметил Гарольд Сайдер. – Учитывая то влияние, которое оказывала на него Йоко, он был не в состоянии признаться: «Ей хотелось погулять, мне хотелось погулять, да и вообще она хотела со мной развестись». Джон всю свою жизнь старался выставить ее жертвой. И он не мог сказать правду, поскольку не был готов порвать с Йоко. Он следовал правилам дипломатии, согласно которым ему приходилось признавать: «Я повел себя плохо, и она прогнала меня».

Сайдер так объяснил поведение Джона в отношении средств массовой информации: «Лгать не составляло для него никакого труда: Джон презирал журналистов, потому что видел, как они глотают все, что он им подбрасывает... Он обожал манипулировать ими. Его это забавляло... По этой части он стал профессионалом. Мы не можем отрицать наличие у него этого качества, так же как не можем отрицать этого и у нее. Они использовали средства массовой информации в своих целях. Нельзя сказать, что они верили в это, но они хотели убедить в этом других».