Клавдий. Нежданный император - Пьер Ренуччи Страница 15

Принципат никогда не достигнет цели своего развития, потому что республиканская идеология этому препятствовала. Монарх, то есть принцепс, официально оставался магистратом, то есть выборным лицом, которому римский народ делегировал свои полномочия. Конечно, усилия Августа по закреплению этого делегирования за своей семьей принесли плоды: общественность допускала, что правящий император может передать власть своим потомкам, а сенат беспрекословно утверждал эту передачу. Но это обстоятельство так и не превратит принципат в наследственную монархию, потому что ненависть римлян к царям исключала династическое право в таком виде, в каком оно будет существовать в средневековых королевствах. Напротив, идеологическая фикция требовала, чтобы передача полномочий была узаконена суверенитетом народа. Римскому императору и его роду будет не хватать мистической легитимности французских королей. С этой точки зрения принципат был недоделанной монархией. Отсюда — хроническая нестабильность, совершенно не свойственная крупным европейским королевствам. Там будут жалеть короля, проигравшего войну, обвинять во всем его министров, если дела пойдут плохо, но его не убьют (за редким исключением), а его сын спокойно придет ему на смену. Зато императоров убивали часто: примерно в двух случаях из трех, пусть даже потом его причисляли к сонму богов, и детей его тоже не щадили. Вот лишь несколько цифр, чтобы получить представление о тех кровавых нравах. С 27 года до н. э. до 476 года н. э., то есть с Августа до Ромула Августина, было 88 императоров (включая соправителей), в том числе восемь императоров Востока. Не считая двадцати восьми узурпаторов, которых называют так потому, что их переворот окончился неудачей, хотя некоторые из них несколько месяцев, а то и лет удерживали часть Империи, пока их не убивал законный император. За эти пять веков сменилось не менее шести династий, к которым следует добавить династию, основанную на Востоке Феодосием I, которая будет править совместно с династией Валентиниана на Западе. (Императора Льва I и его сына Льва II, который на деле и не правил, считать династией не будем.) Но в эти семь Домов входили только 38 императоров. Остальные правители пали слишком быстро, чтобы дать побеги от своего корня: только в 69 году сменилось четыре императора, а с 235-го по 284-й, в период «военной анархии», если не ошибаюсь — 23, то есть каждые два года! Во Франции же на протяжении девяти веков — с 987 года, когда на трон взошел Гуго Капет, и до убийства Людовика XVI в 1793 году — была только одна династия, состоявшая из тридцати двух королей (и нескольких регентов), то есть по одному на 28 лет!

Если присмотреться, двусмысленное положение принципата ослабляло его вдвойне. Во внешнем плане — потому что династия не существовала официально: на пурпур мог претендовать любой. Во внутреннем плане — потому что не был установлен порядок престолонаследия, например передача власти старшему сыну, и поэтому в императорском доме насчитывалось множество кандидатов на наследование — по числу ветвей и даже больше. Короче, это была банка с пауками. Чтобы не пасть от удара амбициозного родственника или даже чужака, император лихорадочно занимался превентивными убийствами. Как сказал Плутарх, «власть полна недоверия и зложелательства», так представьте же себе, что творится при отсутствии четких правил передачи власти.

* * *

Прежде чем самому стать жертвой этого пробела в законодательстве, Клавдий отправил к праотцам множество народу, чтобы оттянуть свой срок. Как уже говорилось, третий император занимал не самое выгодное положение на родословном древе, хотя и являлся братом Германика, которому был уготован пурпур. Мессалина, конечно, упрочила его позиции, но не вполне, поскольку, как и он, происходила от Октавии, а не от Августа. Таким образом, брак не придавал ему легитимность, какой пользовался Германик благодаря своей жене Агриппине. Поэтому понятно, что наличие представителей прямой линии доставляло забот императорской чете, причем, как представляется, в большей степени Мессалине, чем Клавдию. Причина проста: в Доме Августа насчитывалось несколько женщин из единокровной ветви, которые охотно стали бы императрицами, если принцепсу пришло в голову жениться на них для придания яркости своему пурпуру. Только они смогли бы передать своим сыновьям «кровь Августа», по выражению Тацита, что добавило бы им легитимности.

Каждая из этих дам представляла собой опасность для Мессалины и ее сына Британника, родившегося в 41 году. Пускай на монетах, отчеканенных в тот год в честь младенца, его называли Spes Augusta (буквально «надеждой Августа»), он перестал бы ею быть в случае появления сводных братьев с более чистой кровью. Родившийся в пурпуре должен был сохранить его за собой или умереть, а чтобы его сохранить, лучше сделать так, чтобы больше ни у кого не было пеленок такого цвета. Как мы увидим, древняя историография не отказывает Мессалине ни в одном из пороков. Возможно, у нее их было не больше, чем у соперниц. Но она была императрицей и матерью ребенка, который мог выжить, лишь получив власть.

Несмотря на очень юный возраст (в 41 году ей было примерно 16 лет), Мессалина тотчас поняла, в какой опасной ситуации она находится. Непосредственная угроза исходила от двух особ: Юлии Ливиллы и Агриппины И, сестер Калигулы, которых Клавдий вызвал из изгнания. Они плели заговор против брата, почему бы не сделать то же против дяди. Первой было 29 лет, она сияла красотой и, что немаловажно, была замужем за Виницием, которому сенат намеревался передать власть после смерти Калигулы. Все тщательно обдумав, Мессалина, вероятно, пришла к выводу, что у ее мужа есть два способа отвести от себя серьезную опасность заговора Виниция и его жены. Первый: развести их и жениться на Ливилле. Для Клавдия это был бы вдвойне выгодный вариант: нейтрализовать Виниция, который был ничем без правнучки Августа, и укрепить собственные династические позиции удачным брачным союзом. Конечно, Клавдий приходился Ливилле дядей, что, в принципе, препятствовало браку, но всем известно, что в государственных интересах закон используют как дышло. Второй способ: устранить Ливиллу. С точки зрения Мессалины, именно он был наилучшим. Она могла рассчитывать на помощь вольноотпущенников Клавдия — «министров», чьи интересы были связаны с интересами их господина. Приход к власти Виниция положил бы конец их карьере, и возможно, что их не устраивал и брак императора с племянницей. Ливилла, как и ее сестра, обладала поддержкой в сенате со стороны людей, враждебных Клавдию и его команде вольноотпущенников. Зато Мессалина была их союзницей и обладала бесспорным влиянием на принцепса.