Антанта и русская революция. 1917-1918 - Роберт Уорт Страница 15

Утром 1 мая тщательно отредактированное заявление от имени министра иностранных дел России было разослано в столицы стран-союзниц. Хотя потом Керенский утверждал, что «содержание ноты должно было удовлетворить самых ярых критиков милюковского империализма», ее высокопарная фразеология лишь слегка прикрывала смысл, который она намеревалась передать. Весьма фальшиво она утверждала, что «воодушевление всего народа довести мировую войну до решительной победы становится все более мощным», и подтверждала долг России «соблюдать обязательства, принятые на себя по отношению к союзникам». Нота заканчивалась словами: «Ведущие демократии, вдохновленные таким же стремлением, найдут способ получить эти аннексии и контрибуции, которые необходимы для предотвращения кровопролитных конфликтов в будущем».

Только после того, как нота была отправлена за границу, она вышла в печати в России. Вся без исключения левая пресса приняла ее с возмущением. Центральный комитет большевиков призвал к захвату власти Советами и повторил свое предыдущее заявление, что Временное правительство является полностью империалистическим и «связано по рукам и ногам франко-британским и русским капиталами». Исполком Петроградского Совета провел специальное заседание, которое затянулось почти до утра 3 мая в бесплодных попытках принять определенный курс действий. После полудня члены Совета снова собрались, но представители народа, которые рассматривали ноту как намеренную провокацию, не соглашались на дальнейшие уступки. В полдень к Мариинскому дворцу, где располагалось Временное правительство, подошел маршем Финляндский полк со знаменами, с требованиями отставки Милюкова и с различными антиимпериалистическими и антиправительственными лозунгами. Вскоре к ним присоединились рабочие заводов и фабрик, матросы и остальные полки гарнизона, так что количество вооруженных демонстрантов, по некоторым оценкам, достигало двадцати пяти – тридцати тысяч. Министров во дворце не было, а перепуганные служащие временного штата по телефону призывали на помощь. Генерал Лавр Корнилов, командующий военным округом Петрограда, предложил остановить демонстрацию с помощью армейских частей, не понимая, что в любом случае он столкнулся бы с явным неповиновением. На авансцене событий появились советские лидеры и быстро убедили солдат разойтись; большинство из них мирно вернулись в свои казармы. Остальные присоединились к гражданскому населению, кучками собираясь на перекрестках, ожесточенно споря друг с другом и слушая разных агитаторов. Ораторы из большевиков сумели вызвать еще большее возмущение, обращая его на правительство в целом, тогда как кадетские агитаторы вели контратаку против Ленина, утверждая, что он является германским агентом, который пытается сбросить патриотически настроенного Милюкова. Такое объяснение усвоил и американский посол, когда сообщал своему правительству: «Эта оппозиция раздувается Лениным и его сторонниками, которые, как я думаю, подогреваются и, возможно, даже оплачиваются Германией». На самом деле Ленин пытался сдержать самых ревностных партийных рабочих. Позже он резко критиковал их за преждевременный призыв к свержению правительства, поскольку пока еще большевики были слишком слабы для таких стремительных действий.

Вечером собралось пленарное заседание Петроградского Совета. Преобладающим настроением его членов была непримиримая враждебность по отношению к правительству, и все, что умеренно настроенным делегатом удалось сделать, это успокоить толпу и отвлечь ее от популярного предложения одного из большевистских ораторов немедленно захватить власть. Сразу после совещания члены Исполнительного комитета направились в Мариинский дворец чтобы проконсультироваться с министрами правительства. Последние видели страну на краю неизбежной катастрофы и заявили, что это побуждает каждого человека доброй воли забыть о мелких разногласиях, подобных формулировкам нот и деклараций, и сплотиться ради защиты отчизны и революции. Львов почти угрожал сложить с себя полномочия и предложил передать руководство правительством членам Петроградского Совета, если они считают, что справятся лучше его, отлично зная, что советские лидеры стремятся избегнуть какой-либо ответственности за власть. По вопросу о внешней политике Исполком проявил твердость. Чернов критиковал поведение министра иностранных дел и предложил перевести его в Министерство образования. Церетели настаивал на отправке новой ноты. Милюков ни на что не соглашался. Американский посол уже устно предупредил его, что неустойчивое правительство не может рассчитывать на помощь со стороны Соединенных Штатов. Но в качестве самого убедительного свидетельства того, что союзники настроены в пользу «надежного правительства» (то есть с Милюковым в качестве министра иностранных дел), он показал Чхеидзе письмо, полученное от Рибо, в котором тот указывал, что Франция не намерена отрекаться от своих целей в войне и что, хотя она симпатизирует революции, если Россия не будет постоянно поддерживать союзников, Франция не станет оказывать ей экономическую поддержку. Председатель Совета не испугался угрозы, и в конце концов было выработано компромиссное решение, согласно которому правительство согласилось «объяснить» некоторые двусмысленные пункты первоначального текста ноты.

Тем временем в народе вновь разгорелись волнения, с той лишь разницей, что на этот раз демонстрации в защиту правительства проводили кадеты, стремясь противодействовать настроениям рабочих и солдат, настроенных против Милюкова. Между обеими группами происходили отдельные стычки, но серьезных уличных боев не было. Вскоре после десяти вечера около Мариинского дворца собралась огромная толпа сторонников Милюкова. В ответ на настойчивые требования демонстрантов министр иностранных дел оставил заседание с советскими лидерами и с балкона обратился к толпе с речью. «Видя эти плакаты «Долой Милюкова!», – сказал он, – я боюсь не за Милюкова – я боюсь за Россию!» Затем он ясно обрисовал свою политику по отношению ко всей стране и в заключение краткой речи подчеркнул решимость правительства не предавать своих союзников подписанием сепаратного мира.

Волнения, происходившие 3 мая, оказались прологом к беспорядкам 4 мая. Узнав о проведенной накануне демонстрации в защиту правительства, из всех рабочих районов стекались люди, чтобы пройти маршем в центр столицы, и даже увещевания специальной делегации от Петроградского Совета во главе с Чхеидзе не смогли убедить их отказаться от цели. Во время схваток со сторонниками правительства использовалось оружие, из близлежащих домов раздавались выстрелы неизвестных, за которые каждая сторона обвиняла другую, в результате погибли несколько человек и было много раненых. Перед зданиями посольств союзников собрались меньшие по численности группы. С помощью переводчика Бьюкенен трижды выступал с балкона своего посольства. Ему удалось успокоить наиболее буйных демонстрантов, хотя во время одной из его речей между враждебными группировками разгорелась всеобщая драка. Генерал Корнилов приказал отправить к площади, на которой стоял дворец, войска и артиллерию. Вместо выполнения приказа солдаты обратились за инструкциями к Петроградскому Совету, и, узнав о возражениях этого органа, Корнилов отозвал свой приказ. Тогда Исполнительный комитет, желая избегнуть гражданской войны, выпустил декрет, запрещающий выход на улицы войсковых подразделений без разрешения по меньшей мере двух членов комитета. К досаде Корнилова, эта мера немедленно восстановила порядок. Он открыто признавался в своем желании уничтожить этих «революционных подонков». Возмущенный беспомощностью правительства и не в силах перенести такое оскорбление своему авторитету, вскоре после этого генерал отказался от своего поста и был переведен на Юго-Западный фронт.