Прикрой, атакую! В атаке - "Меч" - Антон Якименко Страница 15

Я будто услышал взрыв и подумал, что так же, наверное, падал наш Бондаренко, менял крены и курсы. Может, так же горел, и может, кто-то из немцев так же сказал: «Аминь!» Будь они прокляты, немцы, фашисты! Мало мы бьем их! Мало! Почему Иванов с Василевским, уничтожив лишь одного, успокоились? Надо было догнать и сжечь всех до единого! Всех… Впрочем…

Впрочем, я, пожалуй, не прав. Летчики выполнили свою боевую задачу. Иванов связал боем Ме-109, помог Бондаренко сорвать удар по нашим войскам. Помог Василевскому, а Василевский ему. Звено «мессеров» они разогнали по ходу дела, когда Иванов возвращался домой на пределе горючего, а Василевский торопился к линии фронта, чтобы прикрыть наши войска от ударов фашистских бомбардировщиков.

Нет, они, безусловно, правы. Они молодцы. А я немного погорячился. Это естественно: очень жаль Бондаренко… Человек замечательный: спокойный, выдержанный командир, толковый, летчик хороший. Откуда же быть плохим? На фронт пришел из училища, был инспектором, учил летать, воевать.

— Товарищ командир! Летчики звена Бондаренко сели, — доложил начальник штаба полка Рубцов.

Он уже позвонил в эскадрилью «серых», узнал результаты полета. Так и положено. Он первым должен все разузнать, доложить обо всем командиру полка и начальнику штаба дивизии, документально оформить каждый полет. Спрашиваю:

— Ну что там, Борис Иванович? Что там у них случилось?

Рубцов подтянут, опрятен, аккуратен, но суховат. На доброе слово, можно сказать, не способен, не потому, что плохой человек, просто такой характер. Вот и сейчас, вместо того чтобы сказать что-то душевное, по-человечески пожалеть Бондаренко, сразу начинает бесстрастный доклад:

— Бондаренко сбили бомбардировщики во время атаки. Сам уничтожил два самолета. Немцы сбросили бомбы, не дойдя до линии фронта, по своим, наверно, попали.

Ну что ж, это неплохо, когда немцы бьют по своим. Если бомбы попали в гущу вражеских войск или техники, урон ощутимый. Моральный особенно: свои по своим…

— Звено Бондаренко сбило три или четыре машины, — продолжает Рубцов. — Точно сказать не могут, некогда было смотреть. Боекомплект израсходован полностью. Повреждены два самолета: у одного пробит киль, у другого плоскость. Инженер уже знает, поехал туда, в Кащеево.

Звено Бондаренко… Его уже нет, Бондаренко, а начальник штаба называет звено его именем. А как же пилоты? Что у них на душе? Непросто пережить потерю командира звена, самого близкого друга, боевого товарища. Говорю:

— Борис Иванович, передайте замполиту, пусть он сходит к ребятам, побеседует с ними, подбодрит. И комэск пусть побеседует, разберет ошибки пилотов в бою.

Командир эскадрильи «серых» — это моя ошибка. Познакомились с ним в запасном полку. Бросился мне в глаза: волевой, спокойный, мужественный. «Воевать, — говорю, — хочешь?» Отвечает: «Хочу». Может, и вправду хотел. Однако воюет весьма неохотно. Ставишь ему боевую задачу, а он возьмется за свою курчавую голову и жалуется: «Болят волосы. Болят…» Не получился из него ни воздушный боец, ни командир. Может только одно: анализировать ошибки пилотов в бою… Надо куда-то его отправлять, где-то искать ему место.

— Приземлилось звено Иванова, — говорит майор Рубцов. — Василевский задание выполнил, тоже идет домой.

Через десять минут звено собирается здесь, на капэ. Иванов держится гордо, как победитель. Докладывает:

— Дрались с «мессерами». Двух сбили, остальные в панике ушли на свою территорию. Звено Бондаренко видел только мельком, временами.

— О звене Василевского что-нибудь можете сказать?

— Могу, — отвечает Василий. — После боя с четверкой «мессов» их навели на какую-то группу. Одного они, кажется, сбили, остальные показали хвосты.

— В каком состоянии ваши машины? Подбитые есть?

— Откуда подбитые! Что вы, товарищ командир! Мы атаковали их сверху, внезапно. Сразу всех разогнали.

Люблю Иванова, уважаю. Но сейчас меня задевает его восторженно-радостный тон. Можно ли так говорить, если погиб Бондаренко? Хочется осечь Иванова, сказать ему что-нибудь резкое, даже обидное, но я беру себя в руки — разве он виноват? — и говорю ему то, что надо сказать:

— Смотрите, не зазнавайтесь. Разберитесь с этим полетом. Учтите, в звене слаба осмотрительность. Смотреть надо в оба. Первый увидел — наполовину победил.

— Это понятно, — удрученно говорит Василий, — но в воздухе очень плотная дымка.

В разговор вступают другие пилоты. И сразу начинается тот разговор, Который обычно бывает после воздушного боя. Каждый хочет сказать свое впечатление, мнение, предложить что-то хорошее, нужное с его точки зрения. Такие беседы накоротке, по ходу дела, очень полезны.

— С бомбардировщиком драться труднее, чем с истребителем, — говорит Иванов. — Истребитель и маневрирует, и атакует, а ты сделал резкий бросок — и все, из— под удара ушел. С бомбовозом так не получится. Бомбардировщик — это, конечно, сила. Особенно если он не один. Как ни крутись возле него, а он идет себе по прямой и держит тебя в прицеле: ждет, когда подойдешь поближе…

Правильно в общем-то думает, здраво. С истребителями драться легче. С бомбардировщиком труднее, опаснее. Спрашиваю:

— Что предлагаешь?

— Надо атаковать сверху, — говорит Иванов, — с большим углом пикирования, на большой скорости. Это позволит нам сократить время нахождения под огнем воздушных стрелков.

— Кроме того, — добавляет Иван Табаков, — надо бить из «мертвого сектора».

И Табаков правильно думает. Каждый пулемет бомбардировщика имеет определенный сектор стрельбы. За его пределами находится не простреливаемое, то есть «мертвое» (для бомбардировщика), пространство, из которого истребитель «посылает» бомбардировщику смерть.

— Безусловно, это надо учитывать, — соглашаюсь я с Табаковым и поддерживаю точку зрения. Иванова относительно скоростной атаки.

Очень дельная мысль.

— Молодец, — говорю, — думать умеешь. Но хватит ли времени на то, чтобы прицелиться? Подумайте, посоветуйтесь с товарищами. Я тоже подумаю.

Предлагает Федор Коротков:

— Товарищ командир, хорошо бы в бою рассредоточить огонь бомбардировщиков. Атаковать с разных направлений: слева и справа, например. Или сверху и снизу. При этом одна группа может имитировать атаку, отвлекать огонь на себя, другая бить наверняка.

Звонит телефон. Инженер полка сообщает, что он осмотрел самолеты звена Бондаренко.

— Ничего особенного, повреждения небольшие: сорвало обшивку, стрингерок перебило, — успокаивает меня Виноградов. — На втором самолете киль потревожен. Все залатали, заклеили…

— Хорошо, — говорю, — спасибо. Передайте комэску, чтобы готовил группы для вылета по графику.

— Он уже подготовил. И сам полетит.

— Передайте: вместо звена пусть выходит шестерка.