Аристократия в Европе 1815-1914 - Доминик Ливен Страница 15

В Рейнской области положение дворян существенно различалось в разных районах. В северной части, в особенности в районе Клева, они гораздо больше были привязаны к своим поместьям, чем в более южных — Кобленце и Трире. Отчасти это различие проистекало из-за несходства систем землевладения, существовавших в разных районах до 1790-х годов, когда туда пришли французы. Отмена крепостной зависимости и феодальных повинностей почти никак не отразилась на дворянстве северных территорий Рейнской области, где земли чаще всего были свободны от ленной повинности или передавались во временное пользование на условиях коммерческого договора об аренде. В целом, однако, рейнское дворянство владело лишь шестью процентами земель, большая часть которых принадлежала двадцати семьям. Из них, вероятно, наиболее известными были: Залм-Дикки, Лое, Шпее, Хатцфелдты и Нессельрод-Эресговены. По подсчетам барона Штейна, главы этих двадцати семейств имели среднегодовой доход от 10 000 до 40 000 талеров (от 1500 до 6000 фунтов стерлингов) ^[47].

Картина резких местных различий и обособленности, характерная для Рейнской области и Вестфалии, распространяется и на другие регионы Германии. Ritterschaft ^[48], княжества Гессен-Кассель, подобно Stiftsadel Мюнстера, было узким, многовековым и исключительно аристократическим сообществом. В него не входили даже те немногочисленные Standesherren, которые вошли в Гессен-Кассель после 1806 года, равно как и большая группа местного «менее благородного» дворянства. Подавляющее большинство родов Ritterschaft могли проследить свою генеалогию до 1400 года, и многие из них являлись членами Гессенского собрания, ландтага, до 1530-х годов. Посвящение в Rilterschaft представителей новых родов было редкой и ревностно охраняемой привилегией, которой могла награждать лишь сама корпорация. Ritterschaft Гессена было беднее, чем Stiftsadel ^[49] Мюнстера. Ландграф принц Гессен-Кассельский, владел большей долей богатства в подвластных ему землях и предлагал дворянам менее доходные синекуры, чем епископ Мюнстера. Перечисляя ежегодный доход семи семейств Ritterschaft на рубеже веков, Грегори Педлов отмечает как наибольший из них доход Бутлар-Элбербергов, который между 1781 и 1805 годами в среднем составлял 5655 талеров (848 фунтов стерлингов). Правда, Бутлар-Элберберги не были самым состоятельным родом среди Ritterschaft; их доход от лесных угодьев стал с большой скоростью расти, начиная с 1810 г. Тем не менее, в отличие от Мюнстера, в Гессен-Касселе не существовало майората, и поэтому доходы от земельных владений делились между всеми взрослыми владельцами мужского пола, в результате чего каждый из членов Ritterschaft в целом был беднее, чем дворяне в Вестфалии ^[50].

Среди дворян Баварии также было мало состоятельных, однако важно различать аристократию старого Виттельсбаха от более богатых Standesherren и имперских рыцарей из Швабии и, особенно, Франконии, которые после распада Священной римской империи попали под власть баварского короля. В «Старой Баварии» (имеется в виду курфюршество) вместе с секуляризацией церковной собственности в период правления Монжела ^[51] у дворянства появилась возможность расширить свои владения. Наделе среди первоначальных покупателей секуляризованных земель дворян было всего тридцать один человек; тем не менее к этой малочисленной группе отошло 23 процента прежде принадлежащих церкви владений. Чтобы пользоваться наследственным правом заседать в верхней палате баварского ландтага в девятнадцатом веке, необходимо было inter alia ^[52] владеть майоратом стоимостью более 240 000 флоринов (24 820 фунтов). По данным Вальтера Демела, помимо тридцати трех наследственных членов верхней палаты, большинство которых были из Швабии и Франконии, этому требованию отвечало только незначительное число баварских дворян, при том, что годовой доход от поместья стоимостью в 240 000 флоринов превосходил 1000 фунтов стерлингов. Майоратами же, существенно превышавшими по стоимости 240 000 флоринов, разумеется, владели единицы. К тому же не всякое родовое поместье представляло собой майорат. У небольшого числа древних знатных родов Баварии — в частности у Торрингов — годовой доход был значительно выше 1000 фунтов. Тем не менее, в 1815 г. подавляющее большинство дворянства «Старой Баварии» было беднее гессенского Ritterschaft, не говоря уже о Stiftsadel Мюнстера ^[53].

Хотя доходы германских Standesherren существенно отличались друг от друга, в 1815 г. почти все князья и графы присоединенных (медиатизированных) государств испытывали финансовые трудности. С потерей независимости они лишились части прежних государственных доходов, к тому же им стало гораздо сложнее выжимать налоги и трудовые повинности из своих крестьян. Государства, успешно конфисковавшие доходы Standesherren, не проявили подобного же рвения в том, чтобы взять на себя их долги, часть которых была в свое время использована на государственные интересы. Со временем, спасением для Standesherren оказались большие суммы, которые, начиная с 1820-х до 1860-х годов стали поступать к ним в качестве возмещения за уничтоженные с отменой крепостного права крестьянские повинности. Кроме того, доходы Standesherren резко возросли в девятнадцатом веке, когда demesnes ^[54] и, прежде всего, лесные угодья, стали использовать коммерчески. Однако в переходный период, в его пик между 1806 и 1830 гг., графы и принцы медиатизированных земель оказались в весьма трудном положении.

Наилучшей иллюстрацией этого процесса служит история рода Гогенлоэ. В 1800 г. фамильная собственность рода была разделена между восемью ветвями, так как принцип майората действовал только в восемнадцатом веке. Даже все вместе взятые земли рода Гогенлоэ, составляли лишь пятую часть территорий, принадлежавших в конце восемнадцатого века герцогу Вюртембергскому. После медиатизации семь ветвей Гогенлоэ оказались в Вюртемберге, восьмая — Шиллингфюрст, — под более великодушной властью династии Виттельсбахов. Даже до медиатизации большинство ветвей рода Гогенлоэ не были очень состоятельными и их расходы всегда превышали доходы. Например, в 1804 г. годовой доход Шиллингфюрста составлял 64 000 флоринов (6618 фунтов), а расходы равнялись 87 649 флоринов (9064 фунтов), из которых целых 37 процентов шли на погашение крупных долгов. Бартенштейн в 1797 г. имел доход в 105 781 флорин (10 939 фунтов), а долгов — на 449 000 флоринов (46 432 фунта).