Забытая Византия, которая спасла Запад - Ларс Браунворт Страница 15

Все началось, когда одного из военачальников Феодосия убили во время мятежа в Фессалониках. Чтобы наказать город, разъяренный император запер семь тысяч горожан на ипподроме и расправился с ними. Услышав эти новости, Амвросий глубоко опечалился и отправился во дворец, дабы сказать Феодосию, что вне зависимости от причины вызванного недовольства христианский император не должен убивать невинных людей. Когда Феодосий, полностью уверенный в своем праве поступать таким образом, не обратил на него внимания, Амвросий усилил давление, запретив императору причащаться или входить в церковь до тех пор, пока тот не раскается. После нескольких месяцев без причастия, что угрожало его душе, Феодосий сдался. Одетый во власяницу, посыпая голову пеплом, он публично принес извинения и подчинился епископу. В отличие от времен абсолютной власти Диоклетиана как языческого правителя, теперь стало очевидно, что есть пределы, которые не может преступить христианский император — даже назначенный богом. В первой схватке между церковью и государством победа осталось за церковью. ^[29]

Феодосий был должным образом наказан и занял более жесткую позицию против последних остатков язычества. Олимпийские игры, проводившиеся в честь богов последнюю тысячу лет, были отменены, а Дельфийский оракул официально запрещен. Вечный огонь в храме Весты на римском Форуме был погашен и девственные весталки распущены, заставив негодующих горожан ожидать ужасных последствий и небесной кары. Впрочем, такие протесты были теперь редкими. Несмотря на то, что большую часть столетия язычество еще подавало признаки жизни, оно уже очевидно отжило свое. ^[30] Христиане торжествовали, и завершающий удар был нанесен в 391 году, когда Феодосий сделал его единственной религией в Римской империи.

Несмотря на историческую важность своих действий, Феодосий никоим образом не был революционером. Сделав христианство государственной религией, он всего лишь поставил точку в изменениях, начатых еще на Мильвийском мосту. Христианство настолько переплелось с римским образом жизни, что и для варваров, и для римлян «быть христианином» и «быть римлянином» по существу означало одно и то же. Христианские богословы восприняли интеллектуальные традиции классического прошлого и присвоили их. Климент Александрийский описал церковь проистекающей из двух рек — библейской веры и греческой философии, а Тертуллиан остроумно заметил: «Seneca saepe noster» — «Сенека часто наш», то есть один из нас.

Даже церковные и придворные церемонии стали зеркально отражать друг друга. Клирики и придворные облачались в пышные одеяния; продуманные процессии и сладкоголосые хоры возвещали начало служб, благовония и свечи несли как знак почета. У двора был император, у церкви — епископы, и всем им оказывались равные внешние знаки почтения. Во всем присутствовало успокаивающее единообразие, знакомые черты, что убеждали каждого празднующего в божественном порядке. Даже государственная пропаганда несла на себе этот отпечаток. На ипподроме Феодосий воздвиг обелиск, чье основание было украшено резными изображениями его самого в окружении подчиненных — подобно тому, как Христа изображали вместе с учениками. Все граждане, от самых образованных до неграмотных, легко могли понять, что царство небесное отражается здесь, на земле.

В Риме не было сомнений, что провидение благосклонно к империи. Даже экономика в последний век стала налаживаться. Относительная политическая стабильность позволила снова накапливать состояния. Торговцы в безопасности развозили свои товары по великим римским дорогам, а корабли снова рассекали воды Средиземного моря. Земледельцы доставляли свою продукцию в крупные города, где их ожидали возродившиеся рынки. Может быть, Римская империя и не была столь же процветающей, как когда-то, но ее жители все же могли надеяться, что золотые дни еще могут вернуться.

Впрочем, на горизонте уже появились тревожащие знаки. Основная часть налоговых средств собиралась со знатных семей, и финансы их были истощены. Поскольку все больше и больше из них оставляло свою ношу и вступало в ряды духовенства или принимало монашество в пустынях Египта и Малой Азии, власти ответили усилением налогового бремени на бедные и работающие слои населения. Последующие правительства увеличивали налоги и пытались прикрепить крестьян к земле. Это вызывалось интересами нормального функционирования государства, но в итоге обернулось для многих нищетой. Запад в особенности страдал от непомерных налогов, и хотя Восток всегда был богаче, теперь они и вовсе казались принадлежащими к двум разным мирам.

Как долго так будет продолжаться, вопрошали проницательные, прежде чем расстояние между Римом и Константинополем станет настолько большим, что его уже нельзя будет преодолеть?