Василий III - Александр Филюшкин Страница 15

Завещание было составлено Иваном III между концом октября 1503-го и серединой января 1504 года ^[46]. Наследниками были названы пятеро сыновей: Василий, Юрий, Дмитрий, Семен, Андрей. Между ними выстраивалась четкая иерархия отношений. Иван III писал: «Приказываю детей своих меньших, Юрия с братьею, сыну своему Василию, а их брату старейшему. А вы, дети мои… держите моего сына Василия, а своего брата старейшего, в мое место, своего отца, и слушайте его во всем». Великое княжение названо «вотчиной» великого князя. Эта формулировка не допускала неоднозначных толкований и не давала простора для удельного сепаратизма: да, братья получили свою долю, но не более того. Сама политическая система, складывающаяся по воле государя, не давала простора для удельных правителей, хотя и признавала их права.

Василий III был первым великим князем, который целиком получил Москву (до этого существовало так называемое третное деление столицы между представителями правящего дома). Москва была религиозным, военным и культурным центром: здесь размещалась резиденция митрополита, московское боярство составляло костяк офицерского корпуса, а дворяне — наиболее боеспособные части армии. Но, главное, — Василий получил преимущественное право сбора с «Москвы с волостьми» всех налогов: «и с тамгою, и с пудом, и с померным, и с торги, и с лавками, и с дворы с гостиными, и со всеми пошлинами» (братьям полагались лишь небольшие отчисления). С Москвой в прибыльности по взиманию налогов могли поспорить разве что Псков, Великий Новгород и Тверь, но они тоже оказались среди владений Василия III. Таким образом, в его руках были сосредоточены основные доходы страны, что позволяло разговаривать с братьями на уделах свысока. По завещанию отца Василий получил 66 городов (Владимир, Суздаль, Коломну, Ярославль, Воротынск, Боровск, Дорогобуж, Переславль, Белоозеро, Муром и т. д. — почти все главные городские центры Северо-Восточной Руси), в то время как четверо остальных братьев все вместе довольствовались тридцатью.

Юрий Иванович получил Дмитров, Звенигород, Рузу, Кашин, Серпейск, Брянск и др. Однако Дмитров, к примеру, достался ему без целого ряда богатых окрестных волостей, переданных Василию III. Дмитрий Иванович унаследовал Углич, Зубцов, Мезецк, половину Ржева. Еще двоим братьям уделы были назначены, но их выдача должна была состояться позже, когда Василий III сочтет, что «молодшие» князья достойны стать правителями на своих землях. Семену достались Калуга, Бежецкий Верх и Козельск, а Андрею — Старица, Верея, Алексин и Любутск.

Богатство владений Василий III сочетал с контролем над финансовой системой страны. Только великий князь мог чеканить монету — в Москве и Твери. Тем самым он определял размеры эмиссии и денежного обращения. Другая важная сфера, которая оказывалась в ведении великокняжеских наместников, — уголовный суд по тяжким преступлениям (убийство, разбой и т. д.). Целый ряд земель, формально принадлежавших удельным князьям, в вопросе о «душегубстве», как сказано в духовной грамоте, «тянул к Москве». В компетенции местных властей оставались сыск и суд по мелким преступлениям, что, несомненно, снижало их авторитет и повышало реальную власть центральной администрации.

Со времен татарского ига власть великого князя Владимирского традиционно состояла в том, что именно он имел право дипломатических контактов с Ордой и возил туда «выход» — печально знаменитую татарскую дань. Уже и ига не было — его тень развеялась в 1480 году под залпы русских пушек на берегах реки Угры. Пала и Орда — в 1502 году на реке Тихая Сосна крымский хан Менгли-Гирей, как сказано в русских летописях, «Орду взял» — разбил и пленил татар Большой Орды. Ее недобитые остатки ушли в Астрахань, где было основано самое ничтожное и незнаменитое из татарских ханств — Астраханское.

Но несмотря на то, что платить было уже некому и незачем, Василий III, как явствует из духовной Ивана III, все равно должен был собирать «выходы ордынские» — с уделов своих братьев. Их планировалось тратить на финансовое обеспечение приемов татарских послов и дипломатические платежи в Казань, Астрахань, Крым, Касимов. Денежные потери там были небольшие, скорее символические. Но сам факт, что великий князь собирал средства для «татарских проторов» с уделов, еще раз подчеркивал его власть над братьями.

Унизительным и роковым образом звучал для «молодших» князей следующий пункт завещания Ивана III: в случае отсутствия у братьев наследников мужского пола их выморочные уделы отходили к великому князю Московскому. Если же будут дочери — то государь обязан выдать их замуж, но удела они все равно лишаются. Княгиня-вдова могла владеть селами, отданными ей в личное владение, пожизненно — потом они также отходили правителю Москвы.

Данная система делала существование самих родовых ветвей «молодших» весьма уязвимым. Василий III этим и воспользовался: он запретил братьям жениться и заводить детей, пока у него самого не родится наследник престола. Мотивы великого князя были прозрачны, и против них было трудно что-либо возразить: он хотел, чтобы его сын оказался первенцем среди потенциальных наследников. Это страховало государство от будущих смут. Если бы его сын оказался младше отпрысков кого-либо из братьев, то возник бы традиционный для политической жизни средневековой Руси конфликт между старейшим в роду, умудренным опытом, всеми уважаемым дядей и молодым да ранним и нагловатым племянником. Это уже не раз случалось в русской истории, а в 1425 году даже привело к растянувшейся на четверть века феодальной войне между Василием II Темным, племянником Юрия Дмитриевича, князя Звенигородского, и сыновьями последнего — Василием Косым, Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным.

Новой смуты не хотел никто, даже сами удельные князья — слишком велик был риск сложить голову в междоусобной сваре. Поэтому они скрепя сердце согласились потерпеть без жен до рождения наследника у Василия III. Кто ж знал, что пребывание в безбрачии для них окажется пожизненным: детей у Василия III после свадьбы не было в течение двадцати пяти лет. Большинство братьев просто поумирало, так и не познав радостей семейной жизни. До собственной женитьбы дотянул только самый младший, Андрей Старицкий, которому разрешили жениться лишь в 1533 году!