Четыре друга на фоне столетия - Вера Прохорова Страница 15

Родилась 7 июля 1908 года в Санкт-Петербурге в семье профессора Московской консерватории Ксении Дорлиак.

До большевистского переворота 1917 года Ксения Дорлиак была фрейлиной последней российской императрицы Александры Федоровны.

В начале 1930-х годов переехала в Москву.

Родная сестра актера театра им. Вахтангова Дмитрия Дорлиака, считавшегося первым героем-любовником Москвы. После смерти брата воспитывала его сына Дмитрия, ставшего единственным наследником Рихтера и Дорлиак.

1941 год — уезжает в эвакуацию в Тбилиси, где сближается с Ольгой Книппер-Чеховой, актрисой Художественного театра, вдовой Антона Чехова, и композитором Сергеем Прокофьевым.

Первый соместный концерт с Рихтером состоялся во время авторского вечера Сергея Прокофьева в 1945 году.

С 1947 года — профессор Московской консерватории.

Одно из самых известных произведений в ее исполнении — «Гадкий утенок» Прокофьева.

Народная артистка СССР.

Скончалась 17 мая 1998 года.

Похоронена на Новодевичьем кладбище.

* * *

В 1956 году среди подписей в ходатайстве об освобождении Прохоровой стояла и подпись Святослава Рихтера. Ее Светика.

Во время нашей первой встречи Вера Ивановна рассказывала о Рихтере до пяти утра. И потом, во время всех наших последующих бесед, как я уже упоминал, имя великого пианиста постоянно звучало из ее уст. И в этом не было ничего странного: Рихтер был поводом не только моих разговоров с Прохоровой. Он был смыслом всей ее жизни.

Французский режиссер Брюно Монсенжон, имя которого, кстати, еще появится в этой главе, получив предложение Рихтера записывать его мемуары, признавался, что, едва приступив к работе, ощутил страстное желание заснять монологи пианиста на камеру. Что ему в конечном счете и удалось.

У меня, слушавшего воспоминания Веры Прохоровой и переживавшего в эти мгновения все, кажется, возможные эмоции, тоже очень скоро появилось сожаление, что биография века, а более точного определения к рассказам Прохоровой подобрать вряд ли возможно, записывается лишь на диктофон.

С одной стороны, можно позавидовать Монсенжону. А с другой, я тоже считаю себя счастливцем. Потому что монологи Веры Ивановны мне удалось записать. Пусть хотя бы на диктофон и любительскую видеокамеру.

А с другой стороны, почему так уничижительно «хотя бы»?

Думаю, это как раз самая идеальная форма для рассказа о человеке, который после музыки больше всего любил читать.

Кстати, отношение к книгам было своеобразным камертоном, благодаря которому Рихтер понимал, что за человек перед ним.

Он сам, кажется, едва ли не наизусть знал все великие книги мира. С Юрием Нагибиным у них, например, была такая игра — кто лучше знает Пруста. Один из друзей произносил какую-нибудь строку из произведений французского гения, а другой должен был ее продолжить.

Последней книгой, которую перечитывал Рихтер перед смертью, была «Отцы и дети» Тургенева. Поначалу роман ему читали вслух. Но когда дошли до эпизода смерти Базарова, чтение решили прервать. Тогда Рихтер сам взял книгу и дочитал ее до конца…

Другой страстью музыканта было кино. Не случайно одними из самых близких его подруг были две самые большие мировые кинозвезды — Любовь Орлова и Марлен Дитрих.

С Любовью Петровной его познакомил отец, который давал Орловой частные уроки во время ее гастролей в Одессе. Спустя годы именно Любовь Петровна сыграет важную роль в том, чтобы Рихтера выпустили на его первые зарубежные гастроли. А в 1952 году с ее легкой руки музыкант даже снялся в фильме. В картине Григория Александрова «Композитор Глинка» Рихтер сыграл Ференца Листа.

Знакомство с Марлен Дитрих состоялось в Париже. Актриса пришла на концерт пианиста и была под таким впечатлением от его игры, что отправила музыканту записку, в которой на нескольких языках объяснилась в любви и пригласила в гости.

Рихтер приглашение принял и преподнес Дитрих алую розу. Потом он с улыбкой рассказывал, с каким разочарованием его встретила кинодива. Очевидно, вспоминал Рихтер, она ждала что-то большее, чем одну розу.

Потом между ними завязались дружеские отношения. Дитрих даже обсуждала с музыкантом сценарий собственных похорон и интересовалась, есть ли такой же сценарий у самого Рихтера. Когда Марлен умерла, уже через несколько дней после ее смерти Рихтер сыграл в Мюнхене концерт памяти Дитрих…

Я не случайно начал рассказ о Святославе Рихтере именно с этих историй. Потому что в них, на мой взгляд, он предстает реальным человеком. А не этаким «Пушкиным от рояля» с известным всему миру по фотографиям обликом — лысоватый, во фраке, с отрешенным лицом и за роялем.

Если продолжить тему об увлечениях Рихтера, то на третьем месте после литературы и кино (не по важности, а если просто по порядку) будет живопись.

Самого Святослава Теофиловича не раз писали. Есть даже картина, на которой он изображен опять-таки во фраке и за инструментом, а рядом с ним стоят рабочие в спецовках и, как говорится, внимают. Картина Е. Корленко называется «Музыка и труд». И получилась она такой же фальшивой, как и сама идея советских начальников устраивать подобные концерты.

Но есть и портрет кисти Кетеван Магалашвили, который сегодня находится в Национальной галерее Грузии. И вот там Рихтер совсем другой — такой, какой он, наверное, и был в жизни. Недаром он сам говорил, что счастливейшие дни в своей жизни провел в конце сороковых годов в Тбилиси, когда рядом с ним были друзья. А Кетеван Магалашвили, конечно же, была одним из них…

В этой книге не будет критических размышлений о том, когда и какой концерт Рихтер исполнил лучше. Они в контексте настоящего рассказа тоже будут выглядеть фальшиво и даже, наверное, нелепо. Потому что я разговаривал не с музыковедом, а с женщиной, которая шесть десятков лет просто была самым близким для Рихтера человеком.

Здесь будет история обычного гения, о котором следует не только написать книгу, но и снять художественный фильм. Ибо его жизнь — это самый великий сценарий, который мог сочинить XX век.