Танки повернули на запад - Владислав Гончаров Страница 15
Танки повернули на запад - Владислав Гончаров читать онлайн бесплатно
Пустили вперед оба танка. Но, во-первых, танковая колея не соответствовала автомобильной, а во-вторых, танки, взбив перед собой горы снега, сами вскоре застряли, днищем легли на наст. Беспомощно крутились и гусеницы. Мы испытывали отчаяние. Стояли с лицами мокрыми от пота, от таявшего снега и угрюмо молчали.
— Семь километров! — сплюнул Дынер. — На ишаках и то быстрее.
— Целесообразно пустить вперед корпус, — тактично подсказал Баранович. Катуков обрадовался:
— Верно! Там люди, машины. А мы уж вместе с ними.
Ночью нас стали обгонять части корпуса: пехота, танки. Но темп от этого почти не увеличился. Чтобы пробить дорогу в целине, нужен был могучий таран, специальная техника. Мы ее не имели. Танки застревали в сугробах, пехотинцы, быстро выбившись из сил, валились на снег.
Накануне передислокации корпус получил наскоро обученное под Москвой пополнение. Слабая подготовка, недоедание в тылу и в запасном полку — все это сказалось в первые же сутки марша. Среди солдат были и такие, что, впервые в жизни держали лопаты. Молоденькие бойцы, сбросив с рук двупалые коричневые рукавицы, дули на покрывшиеся водяными волдырями ладони, жалобно смотрели на командиров.
В пору фронтового бездорожья обычно на помощь войскам приходило местное население. Женщины, ребятишки, старики гатили болота, строили мосты, рыли канавы, очищали проселки. Но здесь поблизости не осталось деревень: немцы сожгли дома и прогнали колхозников. Мы могли надеяться лишь на собственные покрывшиеся мозолями руки.
Тут-то я и оценил организаторский напор начальника политотдела корпуса полковника Лесковского. Он правильно понял: в такое время все до единого командиры и политработники, писаря и медики, штабники и ординарцы — должны взяться за лопаты. Поменьше суетни, болтовни, общих разговоров. Побольше работы! Одна смена отдыхает, другая трудится. В каждой — коммунисты, комсомольцы, агитаторы.
Метр за метром белую толщу раздваивал узкий коридор. В иных местах стены его были выше человеческого роста. Бороться приходилось не только с этим плотно спрессовавшимся под собственной тяжестью снегом, но и с тем, который беспрерывно сыпался с неба. Неутихающая февральская вьюга заметала только что очищенную дорогу, укрывала бойцов, прилегших отдохнуть. Специальные команды бродили вокруг трассы, залезали под каждую сосну и ель, щупали каждый бугорок — не уснул ли под снегом кто-нибудь из солдат.
В разгар снежной эпопеи на меня обрушилась беда. И, как всегда, с непредвиденной стороны.
Наконец-то нам попался домик. Неказистый, с окнами, до половины забитыми досками, с черным мокрым полом, истоптанным многими десятками солдатских сапог. Летом сорок первого года здесь, как видно, стояла редакция дивизионной газеты: сохранилась банка типографской краски, которую недоуменно нюхал всякий входивший, и немудреная печатная машина — «бостонка» со сломанной рукояткой.
Я только прилег на бурку, брошенную в углу поверх свежих еловых лап, как почувствовал боль, от которой потемнело в глазах. Сквозь полубеспамятство слышал спор двух врачей. Один говорил — острый аппендицит, другой — приступ печени. Вмешался Катуков:
— Прекратить прения. Что делать? Оба медика молчали.
— Надо бы эвакуировать, — неуверенно посоветовал один.
— На чем прикажете, коллега? — ехидно поинтересовался другой.
Мне было не до спора. Меня мало трогала истина, которой предстояло в нем родиться. Я закусил губы, чтобы не стонать, зажмурил глаза, ставшие вдруг горячими.
Боль не ослабевала. Балыков налил в бутылку кипяток и сунул ее мне под шинель. Потом он ушел куда-то и, вернувшись, доложил:
— Товарищ генерал, вот привел к вам… Я поднял отяжелевшие веки: около меня стояла девушка лет восемнадцати. Маленькая, непомерно толстая в полушубке и торчащих из-под него ватных брюках. Она склонила надо мной конопатое широконосое лицо и с полным пренебрежением к моему возрасту и званию приговаривала:
— Сейчас, миленочек, потерпи, родненький… Не спрашивая согласия, засучила мой правый рукав и, прежде чем я опомнился, вогнала повыше локтя иглу шприца. Игла торчала в руке долго. Девушка снова и снова наполняла шприц.
— Это Яшка-солдат, — шептал Балыков. — Так ее народ называет. Дар у нее врачебный, хоть образование сестринское…
«Яшка-солдат» не обращала на эти слова ни малейшего внимания. Она деловито занималась моей рукой и по-старушечьи повторяла:
— Теперь, миленочек, заснешь, а назавтра здоров будешь.
Как в воду глядела! Только проснулся я послезавтра. Долго не мог понять, где нахожусь, зачем под боком холодная бутыль с водой.
Потом услышал тихий голос.
— Ну вот, миленочек, жив-здоров. И вдруг совершенно неожиданно:
— Товарищ генерал, разрешите быть свободной, вернуться в свой батальон.
Я сразу все вспомнил, поднялся, чуть пошатываясь от непонятной слабости, подошел к «Яшке», вытянувшейся в струнку насколько позволяло ей громоздкое обмундирование:
— Спасибо вам.
Веснушки на строгом девичьем лице слились с пунцовым фоном. Она приложила ладошку к ушанке и деловито прошагала к двери.
Я подошел к окну, сбросил маскировавшую его плащ-палатку, открыл примерзшую форточку. В сером утреннем свете, залившем избу, растаял широкий оранжевый язык коптилки.
Метель наконец-то стихла. За окнами не спеша, устало шла пехота: молодые бойцы и старослужащие. Молодых можно было отличить по раздувшимся сидрам, по рукавицам, подложенным под непривычно впившиеся в плечи мешки.
Позади меня скрипнула дверь, кто-то грузно ступил на половицы. Я обернулся: посредине комнаты расстегивал полушубок Горелов.
— Как здоровье?
— Как на дороге? — вместо ответа спросил я. Мы присели к столу.
— Передовой отряд вышел к Андреаполю, — вздохнув, сказал Горелов.
Но я обрадовался и этому. Значит, дорожные мучения остались позади. От Андреаполя до Соблаго можно двигаться по налаженной коммуникации.
А Горелов, уже запахивая полушубок, продолжал:
— Я тут вам, Николай Кириллыч, летучку пригнал. В ней раскладушка укреплена. То, что для вас сейчас нужно. Мне Яшка-солдат специальное донесение прислала. А уж коль Яшка сказала, для всех закон…
В Андреаполе я нагнал Катукова.
— Как на том свете обстановочка? — пошутил он.
— При всех неприятностях предпочитаю этот.
— Тогда поехали к Хозину. Неприятности впереди. Генерал Хозин, прищурившись и склонив набок голову, окинул нас внимательным взглядом, неторопливо пожал руки:
— Где части?
Катуков звякнул застежкой «министерского» портфеля, извлек исписанный сверху донизу лист плотной бумаги:
— Вот, товарищ генерал.
Хозин внимательно прочитал список, поднял на нас глаза:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments