Маркиз де Сад - Елена Морозова Страница 15

Благодаря связям, граф сумел устроить сына в привилегированную Кавалерийскую школу, готовившую кадры для расквартированного в Версале полка легкой кавалерии. В полк принимали только потомственных дворян, сумевших предъявить грамоты, удостоверявшие наличие не менее четырех поколений благородных предков. Чтобы получить такую грамоту, заверенную королевским генеалогом Клерамбо, Донасьену пришлось просить дядю извлечь из архивных томов необходимые листы. Скрепя сердце аббат отдал грамоты: зная, какой разгильдяй его племянник, он не был уверен, что тот вернет документы обратно. Аббат не мог знать, что через тридцать лет по всей Франции запылают костры из дворянских грамот… Получив вожделенное свидетельство, Донасьен, подобно отцу, некогда служившему в легкой кавалерии, облачился в красный мундир с бранденбурами.

После трех лет обучения Донасьена — опять по протекции отца! — произвели в поручики, и он сменил красный мундир на белый. Но и в красном, и в белом голубоглазый молодой человек смотрелся одинаково хорошо, поэтому предписание устава для офицеров «все время носить форменный мундир во время нахождения в полку, в гарнизоне, на квартирах или на марше, дабы солдаты его узнавали и уважали», вряд ли угнетало его. Дисциплинарные требования к офицерам были значительно более мягкими, чем к солдатам, и страдания Донасьена проистекали в основном из-за нехватки денег: среди офицеров процветали азартные игры и распутные нравы — без всякой философии. Эта сторона жизни юного офицера больше всего тревожила графа, ибо он не понаслышке знал о сексуальных наклонностях сына. В одном из писем к мадам де Раймон, написанном в апреле 1757 года, граф намекает, что они оба, отец и сын, побывали в объятиях княгини Раш, которая, к удовольствию их обоих, признала и почтенного отца, и юного сына вполне подходящими для любовных игр. Полная гармония… Заметим: в будущем маркиз де Сад тоже станет делить любовницу со своим старшим сыном, однако в отличие от собственного отца, воспринявшего их совместный «роман» скорее с юмором, де Сад станет метать громы и молнии и обвинять сына во всех смертных грехах.

Господин либертен Жан Батист был знаком с всевозможными видами плотских удовольствий, и его беспокойство о нравственности Донасьена говорило о том, что развлечения сына стали выходить за привычные рамки. Желая приструнить молодого человека, граф де Сад взял на себя роль и отца, и матери, и ментора. К роли воспитателя он захотел также приобщить и дядю Донасьена Поля Альдонса, но тот влияния на племянника не имел никакого. В итоге: граф хотел воспитать из сына либертена и преуспел в этом. Но сын пошел дальше своего родителя, а это грозило общественным остракизмом в самом начале карьеры, чего графу, естественно, не хотелось.

В Европе назревала война, которой суждено было продлиться семь лет — с 1756 по 1763 год. Основными причинами ее стало обострение соперничества между Англией и Францией в борьбе за колонии и столкновение интересов Австрии и Пруссии в самом центре Европы. Юный Донасьен отправился на войну, и страхи, связанные с его «ненормативным» поведением, на время отступили перед страхом за его жизнь. У себя в провинции мадам де Раймон, чей племянник также отправился воевать, была охвачена тревогой и за племянника, и за «сына» и при этом всячески пыталась успокоить графа де Сада. «Стоит мне подумать о войне, как я тут же начинаю бояться за него и переживать за вас, — писала она. — Но не будем волноваться заранее: пока ничего не известно, а значит, пора горевать еще не наступила. Если война неизбежна, печаль еще успеет завладеть нашими сердцами».

В июне 1756 года французские войска под командованием маршала Ришелье стремительно высадились на Минорке и захватили Порт-Магон, одну из самых неприступных крепостей Европы. Эта кровопролитная операция стала для Донасьена боевым крещением, и он с честью выдержал его. В этом сражении, где с французской стороны погибли четыреста двадцать четыре человека, он впервые столкнулся с безликой смертью, не щадившей ни солдат, ни офицеров, ни лошадей, с губительным хаосом, в котором по чьей-то неведомой воле гибли люди. И каким бы отчаянным ни был шестнадцатилетний Донасьен, первое сражение вряд ли прошло для него бесследно. Возможно, поэтому, выстраивая на бумаге свой утопический универсум зла, де Сад отводил себе роль вивисектора в виварии, производящего опыты со специально выведенными для своих целей лабораторными мышами. Жертвы его фантазмов — ходячие механизмы, их мучения фантазматичны, как и они сами. В жизни де Саду не раз довелось стать очевидцем гибели множества людей, и он становился больным от этих зрелищ.

Храбрость и дерзость Донасьена Альфонса Франсуа при захвате Королевского редута удостоились хвалебной заметки во французской «Gazette». Вспоминая о своем участии в военных действиях, де Сад писал на автобиографических страницах «Алины и Валькура»: «Начались боевые действия, и, смею уверить, я принял в них достойное участие. По причине присущей мне вспыльчивости и природной пылкости души я был предрасположен к ратному труду и наделен кровожадной добродетелью, именуемой храбростью, которую — без сомнения, ошибочно — считают единственной добродетелью, необходимой воинскому сословию».

Но в армии XVIII столетия одной «кровожадной добродетели» было мало. Де Саду пришлось мириться с воинской дисциплиной, научиться устраивать свою жизнь в соответствии с предписаниями устава, регламентировавшего действия и поведение солдат и офицеров все двадцать четыре часа в сутки: побудка, подъем, построение, учения, отработка исполнения маневра… А еще четкий порядок хранения оружия, ношение мундира с определенным количеством пуговиц… В дальнейшем полученный опыт «уставной жизни» де Сад отразит на страницах своих романов, создавая правила поведения обитателей замка Силлинг в «Ста двадцати днях Содома», устав гарема распутных монахов в монастыре Сент-Мари-де-Буа в «Злоключениях добродетели», регламент «Общества друзей преступления»… Уставные действия напоминали Донасьену его любимый театр, где сам он всегда стремился исполнять обязанности режиссера. Впрочем, он не без удовольствия выходил и на подмостки — подобно своим героям-либертенам, которые, внеся «немного порядка» в оргию, затем строго подчинялись придуманным ими правилам.

Небольшое отступление в связи с регламентом и контролем. В книге «Надзирать и наказывать» М. Фуко приводит любопытный пример, иллюстрирующий стремление держать будущих офицеров под перманентным контролем. Для Парижской военной школы, созданной при активной поддержке мадам де Помпадур, Пари-Дюверне разработал специальный проект организации отхожего места: оно должно было состоять из ряда отдельных кабинок с низкими дверцами, дабы надзирателю видны были ноги и головы учащихся.

К великому своему сожалению, граф убеждался, что Донасьен ради карьеры палец о палец не ударит: его устремления направлены исключительно на погоню за удовольствиями. Но язык у мальчика был подвешен превосходно, риторику, преподанную отцами-иезуитами, он усвоил отлично, литературный талант унаследовал от отца, а потому всегда находил оправдание своему поведению. Вот, например, одно из таких оправданий: «Трудно представить себе более дурную школу, нежели гарнизонная жизнь; нигде, кроме гарнизона, молодой человек не становится столь легкой добычей разврата и порочных страстей». А далее следовал не менее изящный пассаж, недвусмысленно намекавший, что он не по своей воле оказался в армии. Договориться с Донасьеном Альфонсом Франсуа было крайне трудно…