Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века - Павел Уваров Страница 15

Конечно, то, что суд определит обязательным для возвращения по описи имущества их покойной матери, они рано или поздно получат, но лишатся при этом всех остальных благ (то есть благоприобретений, сделанных Ле Пилёром).

Далее Ле Пилёр включает статьи, уже вполне ординарные для завещания, — душеприказчики должны единовременно раздать в пользу бедных 30 турских ливров. Мария Либо, жена мэтра Франсуа Дюкло, и ее брат Франсуа Либо, дети Дениз дю Троншон от первого брака, обязуются молить Бога за завещателя. Упоминается в тексте и клерк Ле Пилёра, Леонард. (Не он ли написал красивым почерком проект завещания Ле Пилёра, подшитый нотариусами к связкам минут?) Впрочем, точная сумма, полагающаяся этим людям, в завещании не указана. Зато имеется позднейшая приписка: «Каковым дарениям, содержащимся в трех ближайших и последних статьях, я оставляю [место] заполнить позже». Крестник адвоката Гильом Бенар получает сумму в 20 турских ливров, которую остался должен завещателю его кум, то есть его вознаграждают прощением долга.

Исполнителями завещания назначаются вторая жена адвоката Дениз дю Троншон и его двоюродный брат. Им обоим оплачиваются расходы по пошиву траурных платьев (сумма этих расходов впечатляет — 450 ливров). Далее Ле Пилёр оговаривает права своей супруги, которой помимо прочего надлежит получить компенсацию за те 210 ливров, которые были выплачены из ее приданого Марии Ле Пилёр и ее мужу Бабюсу в виде выкупа их наследственных прав. Это было сделано, чтобы уменьшить возможные претензии наследников к детям Ле Пилёра и Денизы дю Троншон.

Нотариусы Рене Барьер и Жак Жуайе оформили его завещание, и оно вступило в силу с 3 апреля 1548 года. Однако адвокат оправился от болезни (не случайно в завещании говорилось о том, что он находится на пути к выздоровлению). Ле Пилёр продолжал проявлять нотариальную активность. В материалах той же нотариальной конторы сохранился его договор о сдаче в наем жилья на улице Сен-Жак близ Малого моста мэтру-кожевнику Этьену Вальтуру.

«В конце срока наниматель обязуется вернуть дом в хорошем состоянии и содержать его достойно, согласно парижским кутюмам…», и, кроме того, наниматель обязуется понести половину расходов, необходимых для закупки материалов для ремонта, а также на свои средства переделать двери, подобрать к ним ключи и обеспечить, чтобы оконные стекла в комнатах и на чердаке были целы. Но Ле Пилёр изменил бы себе, если бы и на сей раз не учел альтернативный вариант развития событий, включив в договор статью, предусматривавшую порядок действий на тот случай, если хозяин по той или иной причине («из-за процесса, продажи или обмена») вынужден будет распорядиться жильем иначе ^[85].

2 октября того же 1548 года Ле Пилёр от имени своей дочери Денизы-младшей заключает брачный контракт с ее женихом мэтром Робером Базанье, прокурором парижского Шатле ^[86]. Свидетелями выступают все те же лица, упомянутые в завещании: адвокат Жан де Корп, «кузен со стороны жены» (он был назначен душеприказчиком Ле Пилёра, как самый верный друг), а также сводный брат невесты Франсуа Либо, прокурор Шатле.

Был ли брак дочери адвоката с мэтром Базанье мезальянсом? Прокуроры Шатле в целом были людьми не очень зажиточными даже по сравнению со своими коллегами из Парламента. Как показывает анализ парижских брачных контрактов ^[87], адвокаты достаточно часто женились на дочерях прокуроров, тогда как сыновья прокуроров редко брали в жены дочерей адвокатов. Однако Базанье — древний род парижских судейских, среди их родственников было немало адвокатов. Ле Пилёр же — родитель многодетный. Отметим, что сумма приданого, упоминаемая в контракте, составляла 1200 ливров звонкой монетой и 50 ливров ренты (то есть 600 ливров капитала). По сравнению с аналогичными контрактами других адвокатов Парламента это была довольно-таки скромная сумма.

Особым актом, приложенным к брачному контракту, Робер Базанье уточняет, что в размер preciput ^[88] включена «полностью вся практика указанного Базанье», то есть, по-видимому, клиентура и документы его конторы. Это дополнение делается сверх условий, оговоренных в брачном контракте, но в случае смерти Базанье без детей от этого заключаемого брака Дениз Ле Пилёр должна будет уплатить компенсацию родственникам Базанье ^[89].

Дошедшие до нас позднейшие акты Ле Пилёра содержали все те же особенности его стиля. Так, например, в договоре от 16 марта 1549 года ^[90] с каменотесом Пьером Башело последний передает Ле Пилёру 1 арпан виноградника на территории Клиши в виде ипотеки за ренту в 100 ливров. С этого арпана надлежит выплачивать ренты его сеньору — кюре Клиши. Адвокат предусматривает, что если ему придется уплатить с этой земли сумму, превышающую 13 су, каменотес обязан будет возместить Ле Пилёру его убыток.

Итак, Жана Ле Пилёра трудно назвать птицей высокого полета. Но близкое знакомство с ним обогатило нас не меньше, чем история Дюмулена.

Прежде всего, мы можем оценить плюсы и минусы альтернативной системы профессиональной подготовки юристов. Несмотря на все расходы, пребывание в учении у прокурора сулило в чем-то бóльшие выгоды, чем престижная, но дорогостоящая университетская степень. Пусть новоиспеченные практики пользовались меньшим уважением, чем университетские лиценциаты, но они знали судейский мир «с изнанки», владели тонкостями ремесла, заводили ценные знакомства и семейные связи в мире судейских. Прокурорский статус гарантировал «синицу в руке», адвокатское звание манило «журавлем в небе», но отнюдь не гарантировало получение королевской должности. Ле Пилёр понимал это хорошо.

Не менее ценным оказалось знакомство с особенностью благотворительных учреждений. Одно дело читать у Филиппа Ариеса тезисы о возрастании обеспокоенности своей индивидуальной загробной участью на исходе Средневековья ^[91], другое — наблюдать практическую реализацию этой озабоченности. Помимо многочисленных и многосложных родительских обязанностей на плечи адвоката давил груз ответственности за поддержание семейных благотворительных учреждений. Пребывание в Чистилище душ родителей, родственников, а в скором времени и самого Ле Пилёра не могло не заботить адвоката. Старые благотворительные институты, несомненно, должны функционировать, но для этого надо отвечать на вызовы, предъявляемые жизнью. Франциск I издал закон против бродяг и, главное, против тех, кто подает бродягам и нищим. Старые формы благотворительности сопротивляются некоторое время — обычай и забота о душе родной матушки, пребывающей в Чистилище, велят продолжать хотя бы время от времени раздавать хлеб и вино бедным, а Ле Пилёр даже добавляет к этим раздачам денежные суммы. Но в итоге возобладало более гибкое отношение, и благотворительность обретает новые очертания. Впрочем, угроза раздать бедным ту или иную сумму остается хотя бы как пугало для нерадивых или упрямых контрагентов Ле Пилёра.