Александр Македонский. Царь четырех сторон света - Питер Грин Страница 15

При первом появлении Александра правительство Фив приняло решение, единогласно одобренное народным собранием: сражаться за свою независимость. Но когда собрание созвали повторно, многие высказались за то, чтобы начать переговоры. Однако зачинщики мятежа, особенно вернувшиеся изгнанники, были против компромиссов. Они не собирались сдаваться без борьбы, если вообще собирались сдаваться.

Александр принял для себя решение. По словам Диодора, он решил «разрушить город до основания», чтобы устрашить всех, кто готов был восстать против него. Но прежде чем начать военные действия, он, чтобы посеять раздор в Фивах, сделал последнее заявление. Все желающие могли перейти на его сторону, чтобы «жить в мире внутри Эллинского союза». В случае выдачи двух главных зачинщиков восстания остальные получали помилование.

Ответ фиванцев на дипломатическое красноречие и притворную вежливость Александра был нарочито вызывающим, и это решило их судьбу. С самой высокой башни в Фивах герольд объявил, что они согласятся на переговоры, если македоняне прежде выдадут Антипатра и Филота. После этого он провозгласил, что все, кто хочет, могут прийти и присоединиться к великому царю Персии и Фивам в борьбе за освобождение Греции от тирана. Подобными заявлениями, да еще с упоминанием возможного союза с Персией, Фиванцы хотели смутить Александра.

Он пришел в ярость и поклялся, что будет до конца преследовать фиванцев и покарает их страшной карой. И как обычно, сдержал слово. Осадные машины пробили бреши в палисадах. Фиванцы отчаянно бились вне стен города и стали теснить македонян, даже когда царь пустил в ход свои резервы. Но в решающий момент Александр заметил, что стражи оставили боковые ворота, и послал отряд во главе с Пердиккой внутрь крепости, чтобы иметь дело с осажденным гарнизоном. Пердикка выполнил задачу, несмотря на то что сам был тяжело ранен.

Как только фиванцы узнали, что враг проник за городские стены, они пали духом. После контратаки Александра они обратились в бегство. За этим последовали уличные бои, превратившиеся в резню. Части фиванской конницы удалось спастись бегством, но большинство защитников Фив погибло в боях, не прося и, само собой, не получая пощады. Женщин и стариков бесцеремонно вытаскивали из убежищ и учи няли насилие и расправу.

На следующее утро Александр восстановил порядок. Он издал приказ, запрещающий дальнейшие убийства фиванских граждан. Они могли быть проданы в рабство, а македонская казна очень нуждалась в деньгах. Обе стороны похоронили павших. Затем Александр собрал особое заседание Совета союза, по крайней мере, тех делегатов, кого быстро можно было найти, чтобы решить судьбу города.

Совет решил «разрушить город, продать в рабство пленных, объявить вне закона фиванских изгнанников во всей Греции, не разрешать никому из греков предоставлять убежище фиванцам». Легендарный город Фивы, город Эдипа и Тезея, теперь, по воле марионеточного собрания, должны были стереть с лица земли. Затем представители греческих государств начали наперебой просить прощения за свои «ошибки». Афинское народное собрание решило направить к Александру десять посланцев, известных промакедонскими симпатиями, чтобы заверить его, что «афинский народ рад его счастливому возвращению из Фракии и Иллирии и полностью одобряет наказание города Фивы за мятеж».

Возможно, это позабавило царя, но не произвело на него особого впечатления. Он достаточно любезно принял послов, однако они принесли назад в Афины письменное требование выдать десять афинских военачальников и политиков, которые «противодействовали его интересам». Самыми известными из них были Ликург, Харидем и Демосфен. Никто не сомневался в их судьбе в случае выдачи. В народном собрании начались жаркие споры, и наконец Демад, говорят получивший пять талантов от Демосфена и товарищей по несчастью, отважился возглавить новое посольство в Пеллу с просьбой не настаивать на выдаче.

Гнев Александра уже остыл, к нему вернулась рассудительность стратега. Он ясно дал понять Демаду, что считает Афины виновными не меньше Фив. Кроме того, предоставление убежища фиванским беженцам само по себе было грубым нарушением постановления о союзе. Затем царь великодушно заявил, что готов это забыть и простить. Александр уничтожил весь «черный список», за исключением имени узаконенного пирата Харидема (о котором не стал бы жалеть даже Демосфен), да и в этом случае потребовал только изгнания. Как и отец, Александр не был склонен устраивать долгую и небезопасную осаду. Его уступки были вполне реальными.

Если Александр рассчитывал произвести впечатление своим актом милости, то он заблуждался. Расправа с Фивами оказалась худшей психологической ошибкой за всю его карьеру. Пощади он город, ему могла бы быть обеспечена искренняя поддержка греков. Но теперь, опомнившись от первого страха, греки возненавидели Александра. В дальнейшем они сотрудничали с ним с циничной угодливостью, но не простили его.