Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней - Стефан Газел Страница 15

Солдат расхохотался.

– Да, да! Вы будете абсолютно свободны. Свободны от волнений и допросов, свободны «вернуться к своему Богу», – процитировал он и, ударив себя в грудь, с гордостью добавил: – Видите, я все знаю о вас, реакционерах, и о ваших богах. Советские солдаты люди культурные. Вы будете молиться? – Все это он проговорил нам в щель между бревнами.

В свинарнике повисла тишина.

– Давайте! Молитесь! – вдруг заорал он. – Молитесь, потому что завтра вас расстреляют!

Он с любопытством смотрел на нас в щель, ожидая увидеть реакцию на свои слова.

Мы молчали.

Мы были ошеломлены. Мы были не в состоянии ни двигаться, ни говорить. С разочарованным видом он отошел от сарая.

Какое-то время мы просидели не проронив ни звука.

– Я не собираюсь ждать, пока меня зарежут, словно свинью! Я хочу рискнуть! – вскричал капитан, нарушив нависшее молчание.

– Заткнись, дурак! Хочешь, чтобы они тебя услышали? – прикрикнули на него.

– Думаете, они действительно собираются расстрелять нас, пан майор? – спросил я.

– Боюсь, что да, – ответил он. – Я не испытываю желания молиться. А вы?

– Так давайте действовать, – подключился к разговору капитан, – причем срочно. У нас слишком мало времени.

– Давайте, давайте. Пробейте головой бревна, – посоветовал голос из темноты. – Может, вы пробьете для нас отверстие в стене, и мы сможем убежать.

– Правильно! – вскричал капитан. – Вот что мы должны делать!

К тому времени стемнело. Мы собрались в углу свинарника и стали обсуждать варианты спасения. В этой кромешной тьме мы не видели друг друга и различали говоривших только по голосам.

– Мы – голоса, звучащие в темноте, – довольно точно заметил кто-то.

– Кто нас услышит?

– Ублюдки за стенкой, если будем говорить слишком громко, – последовал ответ.

Мы уже десять дней провели в свинарнике, в течение которых нас ежедневно водили на допрос, а потому знали, что нас охраняет один солдат с винтовкой. Порой их было двое. Они сменялись каждые шесть часов. Сменившиеся охранники находились в доме. Иногда кто-нибудь из них выходил из дома, чтобы поболтать с охранником, стоявшим у дверей свинарника.

Свинарник являлся пристройкой большого сарая и был сделан из крепких бревен, в том числе и пол. Это была своеобразная защита от свиней, имевших дурную привычку рыть землю. Ферма находилась недалеко от дороги. За ней было поле, засаженное капустой, а дальше небольшой лес.

После недолгого совещания мы пришли к выводу, что у нас есть две реальные возможности вырваться на волю. Для этого надо выворотить бревно из пола, протаранить им дверь и стремглав выскочить на волю или сделать подкоп и, дождавшись момента, когда охранник потеряет бдительность, выбраться из свинарника. Мы уже заметили, что охранники частенько сидели у стенки сарая, положив винтовку на колени, а иногда и на землю рядом с собой.

Решили делать подкоп. В этом случае, как мы считали, появлялось больше шансов на успех.

Очистив пол от соломы, мы нашли два относительно тонких бревна, между которыми было довольно большое пространство, в которое можно было достаточно глубоко просунуть руку. Первая попытка окончилась неудачей. Когда мы стали вытаскивать бревно, то раздавшийся скрип от трения бревен заставил насторожиться охранника, расхаживавшего вдоль свинарника. Он остановился у двери и прислушался.

– Пусть кто-нибудь споет. Давайте, начинайте, – быстро проговорил кто-то.

– Кто умеет петь? Ну, скорее, – поддержал его другой.

– Лучше всего спеть гимн, он заглушит шум, – стал убеждать первый.

Кто-то запел, и постепенно его поддержали остальные. Мы пропели весь гимн до конца.

– А теперь литанию. Поют все! – послышался новый приказ.

Из свинарника в ночь полетели слова литании, спетой многими из нас страстно и, без сомнения, искренне.

На звуки пения из дома вышли несколько советских солдат. Постояв какое-то время, они вернулись в дом.

– О, реакционеры молятся, – услышали мы знакомый голос. – Вот дураки!

Наконец нам удалось сдвинуть бревна, и мы начали копать землю голыми руками. Продолжая петь, мы быстро сняли верхний слой земли, пропитанный не только мочой свиней, но и нашей (ведь мы прожили в свинарнике уже десять дней!), углубившись примерно на полметра.

Дальше лежал слой камней, наверняка положенный строителями в качестве дренажа. Мы вытаскивали камни и пели. Потом опять пошла земля, которая начала собираться в подкопе. В темноте раздавались звуки пения, тихие проклятия из лаза и одиночные всплески, когда комья земли выскальзывали из рук и падали в лужу, образовавшуюся на дне подкопа. Мы горячо верили, что эти звуки заглушаются нашим пением.

Выкопанную землю, камни и навоз мы сложили в углу свинарника, а на случай, если излишне любопытный охранник решит посветить внутрь фонариком, приготовили солому, чтобы накрыть эту кучу и вход в лаз.

Мы прикинули, что примерно часа в три утра нам удастся практически закончить всю работу; до поверхности останется пять сантиметров утрамбованной земли. Мы планировали вытащить ее в последний момент, когда охранник, утомившись от непрерывного хождения, присядет отдохнуть у сарая. А пока мы, усталые, грязные, провонявшие навозом, сидели в ожидании, ни на минуту не прекращая пения.

Все мы были напряжены до предела. Майор предложил тянуть жребий. В темноте семь рук потянулись за соломинками, зажатыми в его руке. Затем мы сравнили вытянутые соломинки на ощупь. Самая короткая оказалась у меня.

– Лейтенант, вы полезете первым через подкоп, – объявил майор. – Остальные – в зависимости от длины соломинок. Предлагаю не прекращать пения. Выйдя на поверхность, не бегите. Попытайтесь укрыться в лесу. Если повезет, нам всем удастся сбежать.

– А что, если они заметят или услышат нас?

– Тогда бегите со всех ног, – посоветовал он. – Да сопутствует нам удача!

Мы выстроились согласно брошенному жребию, и тут кто-то прошептал:

– Тихо! Слышите? Охранник перестал ходить.

Мы стали вслушиваться. Действительно, шагов не было слышно.

В каком месте он остановился, было совершенно непонятно.

Небо на востоке начало светлеть, но как мы ни вглядывались через щели свинарника, мы не видели солдата и не могли понять, сидит ли он на своем обычном месте у стенки сарая.

– Где он, черт побери? – прошептал майор.

– Может, ушел в дом, – предположил кто-то.

– А может, зашел за угол облегчиться?

Мы выждали минут пятнадцать, но так и не поняли, где охранник. Становилось все светлее. Я дрожал мелкой дрожью, но не от холода.