История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий Страница 15

Волков такая сила была, что их киями избивали, а из кожи сапоги да кожанки делали. А ежей тех, ежей?.. И говорить нечего! Были и дикие свиньи, такие жирные да здоровые; они больше по плавням шныряли. Вот это как увидишь в плавне какую-нибудь свинью, то скорее бросайся на дерево, а то – хрю-хрю, чмак-чмак! да до тебя, да так рылом и прет! Выставит морду вперед да и слушает, не идет ли кто; как увидит человека, сейчас же до него, товкыц рылом! Свалит с ног, тогда и давай рвать… Были и дикие лошади; они ходили целыми табунами – косяка по три, по четыре, так и ходят… А что уж птицы было, так Боже великий! Уток, лебедей, дрохв, хохотвы, диких гусей, диких голубей, лелек, журавлей, тетерок, куропаток – так хо-хо-хо! Да все плодющие такие! Одна куропатка выводила штук двадцать пять птенцов в месяц, а журавли как понаведут детей, то только ходят да крюкают. Стрепетов сельцами ловили, дрохв волоками таскали, а тетеревей, когда настанет гололедица, дрюками били. И какая ж сила той птицы была? Как поднимется с земли, солнце застелет, а как сядет на дерево, веток не видно – один ком висит, а как спустится на землю, то земля, точно пол в хате, так и зачернеет. Лебеди, бывало, как заведутся биться между собой, то поднимут такой крик, что батько выскочит из бурдюга да давай стрелять из ружья, чтоб поразгонять их, а они как подхватятся вверх, то только порось-порось-порось!.. Теперь нет и того множества рыбы, что была когда-то. Вот эта рыба, что теперь ловят, так и за рыбу тогда не считалась. Тогда все чичуги, пистрюги, коропы до осетры за все отвечали; в одну тоню ее столько вытаскивали, что на весь курень хватало. Да все тогда не так было; тогда и зимы теплее были, нежели теперь, – это уже кацапы своими лаптями понаносили нам холода, а в то время его не особенно было слышно. Оттого тогда и сена мало кто запасал, разве только на то время, когда думали идти в поход, для верховых лошадей. Тогда и урожаи лучше были – хоть и сеяли немного, а родило достаточно: как четыре мешка посеет, так триста копен нажнет, – нужно было одних жнецов восемь человек, чтобы снять все то до Покрова. Батюшка мой, и где оно все-то подевалось? И очам своим не верю! Вот тут, где теперь стоит наша Чернышовка, тут ни одной хаты не было, чудно только отцовское приволье, а теперь где тот и народ набрался и когда все то позаводил? Теперь и вода перемерена, и земля перерезана, а что до леса, то и говорить нечего: что на сани, что на полудробки, что на олейницы, что то на то, то на сё, да так все и повырубили. Где пряменькое, хорошее да крепкое деревцо, то его сейчас же и истребят. А тут как пошел еще по лесу рогатый скот, то и пней не осталось, и что уцелело, то само позасыхало и попропадало. Да и сам скот ходит точно неживой. Как вырубили леса, пошла на села мошка; за ней теперь и света Божьего не видно, а бедному скоту и отдыха нет; весь облитый кровью так и ходит. Теперь дайте вы вот этой свинье, что ходит, кусок хлеба, то она издохнет от него. А отчего? Оттого, что не привыкла есть!.. Да все теперь перевелось: гадюк меньше стало – повыгорали; в болотах и жаб не слышно – повыздыхали; да и болота теперь есть ли?» ^[103]

«Когда-то тут, – повествует другой старик, Семен Герасименко, о своем Херсонском уезде около Берислава, – по плавням да по скалам, было столько волков, лисиц, зайцев да диких свиней, что за ними и не пройдешь. Дикие кабаны были пудов в десять, а то и больше весом; едва шесть человек на сани положат. Тут было такое множество зверей, что из города присылали верховых, человек сорок или пятьдесят, чтобы разгонять их. Так где тебе? За ними гоняются по степи, а они – в плавни бежать. Ездили с ружьями да с саблями на плавнях и все жгли камыши; так уже тогда немного напугали их, а то просто страшно и выйти. Рыба так та, сердечная, даже задыхалась от множества, а раков штанами ловили. А что до птицы, то и говорить нечего. Как пойдешь на охоту, то домой несешь ее как будто на коромысле. Стрепета, отари, лебеди так пешком по степи и ходят. Травы высокие-превысокие росли, по самую грудь, а то и выше; а роса по траве точно вода: если хочешь идти по степи, то прежде всего скинь штаны да подбери сорочку, а то как намокнут, то и не дотянешь. Как идешь по траве в постолах, то вода только чвырк-чвырк! Лес рос густой да высокий: груш, калины, дикого винограду – не пролезешь. Ночью страшно было и ходить. А урожаи были такие, о которых теперь и не слышно. Да и дешевизна в то время какая была: пуд проса – десять копеек, пуд пшеницы – сорок копеек, да и то еще дорого».

«Тут тех зверей, тут тех птиц, – рассказывает третий старик, Евдоким Косяк из Александровского уезда Екатеринославской губернии, – так видимо-невидимо было: так пешком по степи и ходят. Приехали мы со своею панею в эти места, где теперь Наковальня – она отошла ей по наследству, – приехали мы да и смотрим, а тут ни хатки, ни куреньца, одна степь да ковыль. Что тут делать? «А что делать? Руби камыш, копай дерн да делай курень». Давай я рубить камыш, давай копать дерн. Нарубил, поставил, обсыпал землей; вот хижина и готова. Ну что ж теперь есть? А есть уж – что хочешь, то и ешь: есть и птица, есть и зверь степной. «Да что мне, говорит паня, та птица да зверь степной? Ты поезжай да поймай дикого поросенка!» Ну что ж, поросенка так поросенка! Сажусь на коня, беру в руки длинный кнут и еду к речке, где была берлога диких свиней. Вот приеду и жду, пока свиньи пойдут пастись в степь, а поросята останутся одни; высмотрю и сейчас же туда; схвачу поросенка да и уходить; да уж бегу, да уж бегу, сколько есть духу, а оно кричит, как бешеное. И что ж вы думаете? Как почуют гаспидовы свиньи, так и лезут, так и лезут под ноги коню; да так бегут до самого куреня, и если бы не длинный кнут, то и разорвали бы. Вот как оно было в старину! Совсем не так, как теперь! Теперь хоть бы и насчет урожая. Разве в старину он такой бывал? Куды вам! У нашей пани было семь человек семейства, а она больше тридцати сажен никогда не сеяла. Вот это бывало – заволочет прямо против куреня, посеет пшеницу и ждет. Так она как уродит, то и стебля не видно: один колос почти, да такой толстый, точно веретено. Это такие хлеба были, а травы – так и говорить нечего. За травою и земли не видно: лежит поверх земли, точно шуба или рядно. Тогда, видишь, мало кто косил ее, так она поднимется вверх да снова и впадет, да так и лежит, точно рядно; а росла такая, что человека верхом на лошади не видно» ^[104].

Таким образом, большие богатства достались запорожским казакам. Прекрасные пастбища для скота, бесконечные нетри для птиц, необозримые степи для зверей, глубокие лиманы и многочисленные озера для рыб делали Запорожский край привлекательным, а самое житье в нем – привольным и заманчивым: