София - Павел Пирлинг Страница 15

Большая доля почина в деле полного возвращения национальной свободы принадлежит, по мнению летописцев, надменной византийской принцессе. Дочь цезарей сохраняла гордость своего рода, она выросла среди ужаса, внушаемого исламом; падение Константинополя дало ей возможность оценить значение независимости. Она побудила своего супруга сломить унизительное татарское иго и вернуть русским полную самостоятельность. Соединяя пример с убеждениями, она частью силою, частью хитростью изгнала из Кремля ордынских послов. Церковь, выстроенная по обету, была воздвигнута на том месте, которое некогда занимали татары, потерявшие ныне доступ в священную ограду. Более чувствительный удар был нанесен жадным сборщикам дани, когда они должны были убедиться, что Москва отныне не пошлет более своих сокровищ в Сарай: внук Донского, покорный советам Софии, поднял наконец свою голову, бывшую слишком долго склоненной.

Магомет негодовал, что добыча Чингисхана и Батыя ускользала из его рук. Он ждал не дождался увидеть великого князя простертым у его ног, предлагающим ему злато, меха и паволоки. Оттого в 1478 году он без труда поддался влиянию Казимира IV, склонявшего его напасть вновь неожиданно на Москву. События приняли тот же вид, что в 1472 году: в борьбе с Новгородом, в ссоре с братьями великий князь открывал врагу свой фланг. Успех нападения зависел от быстроты. Отсрочки Магомета дали Ивану время заключить мир с врагами, скрепить союз с Менгли-Гиреем, более тесный, и окончить военные приготовления. Прибывши на берега Оки, татары нашли занятыми и хорошо защищенными все броды. Они отступили тогда на Угру, но встретили там те же препятствия.

Торжественная минута – это чувствовалось инстинктивно – наступала в истории. Народ готовился защищать свои очаги и храмы, ненависть к неверным искала исхода. Время требовало решительных действий; но Иван не был на высоте положения. Он уже раскаивался в порыве своего мужества, покинул войско, вернулся в Москву, послал жену и сокровища на север и спокойно оставался вдали от врага. При виде этого русские, дрожа от негодования, подняли сильные жалобы. Архиепископ Ростовский Вассиан Рыло, духовник государя, назвал смело своего духовного сына беглецом. Почтенный старец предлагал свои услуги для начальства над армией. Он был готов пожертвовать своей седой головой. Он упрекал Ивана за его страх пред смертью, как будто бы смертный мог ее избегнуть. Эти откровенные обвинения смутили великого князя. Не считая себя более в безопасности в Кремле, он удалился в окрестности столицы, где еще провел несколько дней в проволочках. Вынужденный наконец успокоить народное возбуждение, он вернулся к войску, но вместо того, чтобы смело обнажить меч, он отправил послов просить милости у Магомета, предложить ему подарки, умолять о пощаде его улуса. Это новое унижение переполнило меру. Архиепископ Вассиан снова взялся за перо и обратился к своему духовному сыну со страстными упреками, проповедуя ему мужество и обещая ему победу. И так как Иван прикрывался совестью, он разрешил его от клятвы: православный государь, говорил он, никогда не обязан предавать христиан татарам, не более чем Ирод был обязан обезглавить Иоанна Крестителя. Эта страстная речь делает честь Вассиану. Библейская анафема против «немой собаки» не может его постигнуть. Мало епископов на Руси держало такую пророческую речь, но весь этот пыл был бессилен пред колебаниями Ивана. При случае он умел себя окружить слабодумными советниками, «слушая, по выражению летописи, злых человеков, сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей христианских, поноровников бесерменских, иже советуют государю на зло христианское, глаголюще, поиди прочь, не можеши с ними стати на бой; сам бо дьявол тогда усты их глаголаше, той же дивне вшедь в змию и прелстил Адама» ^[12].

Великий князь, доступный сатанинским наветам, оставался в оборонительном положении и предоставлял события их естественному течению.

Русская армия уже одним своим числом внушала уважение Магомету. Отважиться на решительный удар до соединения с Казимиром казалось ему легкомысленным. Но тщетно он ждал польского короля, который, задержанный крымским ханом, не мог прийти. Естественный же союзник Москвы оказался более верным: зима своим холодным дыханием и снежными бурями застигла татар ранее, чем они успели помириться с врагом. Дурно подготовленные к такому тяжкому испытанию, они долго не выдержали.

11 ноября был подан сигнал к общему отступлению. Вероятно, что русское золото играло роль в этом решении.

Благочестивые летописцы-современники объясняют эти события странным чудом.

Когда русские, говорят они, изнемогая от усталости, решились отступить, татары, пораженные внезапным страхом, вместо того чтобы их преследовать, убежали в степи и остановились на зиму при устьях Донца, разорив в отмщение злосчастную Литву.

Как бы то ни было, 1480 год знаменует конец татарского ига. Хан Магомет был убит в своей палатке смелым соперником. Золотая Орда отжила. Она сама собой рушилась на своих кровавых развалинах. Для России же, сбросившей свои вековые цепи, свободной, отныне открывалось славное будущее. Когда армия, победоносная, без кровопролития вернулась к своим очагам, веселый звон московских колоколов возвещал скорее торжество искусной политики, чем личного мужества Ивана и его советников.