Тайны "Императрицы Марии" - Влад Виленов Страница 15

Положение отчаянное. И вдруг, помню, один из команды, т. Моруненко (служил с 1912 года), первым бросился в пылавшую дверь — на палубу. Нас поразило такое геройство, и все матросы, и я с ними, один за другим, по очереди начали бросаться в эту ужасную дверь. Я не помню, как я пролетел сквозь яростно бушевавший огонь. Я даже и сейчас не понимаю, как я остался в живых.

Когда я вылетел на палубу, то увидел лежавших в беспорядке обгоревших матросов. У иных не было ни рук, ни ног, но многие были еще живы. Палубу заволокло дымом. Душно, и дышать нечем. Вдруг раздался еще взрыв. По кораблю понеслись новые языки огня. На третьей башне загорелись парусиновые чехлы орудий. Слышу пронзительный крик:

— Спасайся, кто может!

А куда и как спасаться, Когда все горит?

Из корабельных люков рвутся огонь и дым. Я бегу к борту и вижу, что вода за бортом — черная и тоже горит. Нефть. Из горящей воды слышу крики матросов:

— Спасите! Спасите!

Прыгать в воду я не решился. Плавал я тяжело, до берега далеко, все равно погибнешь. Я побежал на корму корабля. По всей палубе валялись раненые, обожженные матросы. Видел я на бегу, как один матрос сидел на палубе с распоротым животом и старательно подбирал свои кишки. Страшно: матрос этот был еще в возбужденном состоянии и даже что-то кричал мне.

На корме я увидел группу матросов. Охваченные огнем и дымом, они метались, как сумасшедшие. Тут же оказался и сам командир корабля в одном нижнем белье.

— Спасайтесь! Спасайтесь! — кричал он матросам.

Но спасение в этом случае было только одно: броситься в воду и плыть до берега. Но ведь вода-то горит, до берега полтора километра — какое тут спасение! Прямая гибель! На корабле же продолжались взрывы пороховых погребов, рвались снаряды. Взорвались цистерны с нефтью, и это еще усилило огонь, который уже пробивался на поверхность корабля. Трупы моряков валялись всюду. Фонтаны нефти пылали, обрушивались на корабль и в воду. Погибавшие в воде матросы кричали о помощи.

Катера и шлюпки с других кораблей подходили к нам очень медленно, да их почему-то и мало было.

Кормовая часть корабля была затянута тентом. Он загорался от падающих на него осколков снарядов, летевших при каждом новом взрыве из погребов, с носовой части корабля. Кто-то крикнул, что надо сорвать поскорее тент с кормовой части. Несколько матросов бросились срывать брезент. Я присоединился к ним. Но это дело шло у нас очень медленно, тент загорался, и нам то и дело приходилось тушить его.

— Бросай его за борт! — распорядился кто-то.

Мы начали срывать тент. За край ухватились человек пять-шесть. Мы напрягли все силы. Вдруг кто-то, не предупредив нас, обрезал впереди тент, и мы с размаху вместе с тентом полетели в воду. Сколько человек упали в воду — не помню, да и я не мог тогда видеть, сорвавшись за борт с такой быстротой. Но я уже в воде. Что делать? Решаю плыть к берегу. Надо уходить от корабля как можно скорее, пока он сам не погрузился в море и водоворотом не потянул меня за собой. Это уж будет верная гибель. Собрав все силы, я поплыл.

Но плыть было трудно. Пересыхало горло. Тошнило. Обожженные места болели от соленой воды. Правую ногу сводила судорога. Трудно стало не только плыть, а даже на воде держаться. Ну, думаю, пропал! Спасения ни откуда не видно. Оглянулся назад и даже испугался; плыл, плыл, а от корабля ушел всего на каких-нибудь двадцать — тридцать метров. Эго обстоятельство, помню, сильно обезволило меня. Я начал изнемогать и уже не плыл, а только старался на воде удержаться. С этой целью я жадно хватался за плавающие куски дерева от палубы корабля и старался держаться на них. Но силы падали, а до берега было еще далеко.

В этот момент я увидел, что мне навстречу идет небольшая двухвесельная шлюпка. Когда она подошла ко мне, я стал хвататься за ее борта, но взобраться в нее не мог. На шлюпке сидели три матроса, и с их помощью я кое-как выбрался из воды. Возле нас плавали другие. Мы не успели спасти их, и бедняги пошли ко дну. Не потому, что шлюпка не хотела их взять — матросы на ней все усилия приложили, чтобы спасти их, но ничего не могли поделать.

В это время к нам подошел баркас с линейного корабля «Екатерина Великая». Баркас очень большой и мог бы принять на борт до 100 человек. Нам удалось подойти к борту баркаса и пересесть на него. Начали спасать утопающих. Это оказалось не так просто. Не было ни шестов, ни кругов, ни крючьев. Приходилось подавать плававшему и обессилевшему человеку весло, потом брать его за руки и тащить на борт. Но мы выловили все-таки человек 60, приняли с других лодок человек 20 и пошли к линейному кораблю «Екатерина Великая». Этот корабль стоял неподалеку от нашего пылающего корабля. Мы подошли к борту «Екатерины». Многие из обожженных и раненых матросов не могли идти. Их поддерживали менее изуродованные матросы. Нас приняли на корабль и направили прямо в лазарет для перевязки.

Из разговоров с матросами я узнал, что взрыв произошел в носовой части корабля. Взорвался пороховой погреб первой башни, где находилось 44 с половиной тонны бездымного пороха. Затем взорвались еще два боковых погреба, а все остальные погреба остались целыми.

Взрывы были ужасающей силы. Все, что находилось на палубе, снесло в море. Цистерны с нефтью тоже были взорваны, и горящая нефть образовала высокий огненный столб над кораблем В Севастополе, что красовался в километре от корабля, при взрыве во многих домах вылетели оконные стекла.

Замечательно еще вот какое обстоятельство. Когда на корабле была дана первая тревога, матросы не придали этому никакого значения. Матрос Ступак, мой лучший друг, рассказывал об этом моменте так:

— К началу аварии я был уже совершенно одет и шел к умывальникам. Вдруг из вентиляторной трубы рванулся густой черный дым. Раздались крики: в погребе пожар! Конечно, я не поверил этому: выдумают тоже! Да разве может в погребе произойти пожар? Ложная тревога, наверно. А ложных тревог было до черта; то боевые, то водяные, то пожарные, то минные. Я так и решил, что и на этот раз начальство вздумало просто «погонять» матросов. А что касается вспышки, так это, наверно, от короткого замыкания в цепи к мотору. Я, не обращая внимания на удары колокола, продолжал идти к умывальникам. Вдруг где-то близко, казалось, под самым носом, раздался оглушительный взрыв, и я потерял сознание. Придя в себя, я сообразил, что если в погребе начнут рваться снаряды, то о спасении и думать нечего. В ожидании следующего взрыва я пролежал минуты две. Ощупал свои руки и ноги — не оторваны ли?! Нет, оказалось, и то и другое при мне. Тогда я решил передвинуться на другое место. Поднявшись, я ухватился за стойку тента над трапом и тут же заметил, что на раскаленной стойке повисла прилипшая к ней перчатка из кожи с моей левой руки. Тогда я решил на коленях и на локтях добраться до борта и броситься в воду, чтобы скорее покончить с собой. Но, когда я уже очутился в воде, я почувствовал в себе необыкновенную силу и небывалую жажду жизни. И я поплыл, будучи одетым, сорвав только ботинок с правой ноги. В это время я уже не мог думать о том, что делалось на корабле Знаю только, что те моряки, которые шли вместе со мной на бак, все погибли, ни один из них не остался в живых. Меня же подобрал из воды моторный баркас, на котором я и был отвезен вместе с другими на берег.