Красная площадь и её окрестности - Михаил Кириллов Страница 15

В конце сентября 1993–го года мне довелось побывать в Москве. Сначала у музея Ленина, а позже – у Белого Дома. Сохранились мои записи от того времени.

«23-го сентября я в Москве. Спустился по улице Горького к музею Ленина. Картина необычная. Газет не продают. Люди не собираются. Стоят в униформе баркашовцы.

Зная о событиях, связанных с Белым Домом, с его роспуском по указу Ельцина, поехал туда на метро.

Съезд должен был начать свою работу с опозданием, так как депутаты с трудом добирались в Москву. Многим в аэропортах и железнодорожных вокзалах ставились рогатки. Информация о событиях в Белом Доме глушилась. Вокруг самого Дома Советов шли митинги москвичей.

От метро «Баррикадная» люди рекой тянутся вниз, к Белому Дому. Словно их магнит тянет. Именно здесь решается судьба Родины. На заборах и бетонной стене стадиона – прокламации, лозунги, решения общественных комитетов, гневные стихи, карикатуры на президента, Гайдара и прочих. Прохожим активисты раздают листовки.

На пути – баррикада: ящики, бочки, камни, арматура. Что-то вроде шлагбаума. Над ним реет красный флаг. Строгий седой рабочий с красной повязкой на рукаве. За 100 м до шлагбаума «газик» с тесно сидящими внутри милиционерами: греются.

Во дворе у Белого Дома до 3-4-х тысяч человек. Основная группа -1,5 тысячи – в центре, у микрофонов, слушают ораторов. Подошел поближе. Кто-то из них убежденно говорит в защиту Советской власти. «Кто такой?» – спрашиваю я. «Анпилов!», ответили мне как малому детяти. Народ вокруг стоит плотно, больше пожилой, бедно одетый, но лица светлые. Анпилов. От Российской коммунистической рабочей партии. Лицо простое, как у рабочего от станка, говорит просто, ясно, как бы беседуя. А где же КПРФ?

Тут принесли какой-то большой ящик. Анпилов поднялся на него и наконец-то стал хорошо виден. Пошутил: «Ну вот, плаху принесли. Умереть на плахе за народ считаю святым делом!» Своей непосредственностью и убежденностью напомнил С.М.Кирова. Я обошел площадь. В перерывах по мощному микрофону транслировались советские песни («Три танкиста», «Катюша», «Москва майская»). И неслись звуки этих песен над Москвой-рекой, утыкаясь в стены американского посольства.

Во дворе появились депутаты. На площади по микрофону страстно выступал от Российской коммунистической рабочей партии худощавый седой поэт Борис Гунько. Четко выраженная классовая позиция, воля и страсть. Среди турникетов юрко семенит маленькая сухенькая старушка и быстро-быстро говорит: «Кворум есть, кворум есть, кворум есть…». Очень похоже на «цып, цып, цып…». Это она сообщает окружающим, что вот-вот откроется съезд народных депутатов.

Кто-то, предвидя нападение власти, формирует ополчение. Кто-то молится. Анпилов с товарищами перетаскивают радиоаппаратуру (больше некому). Прекрасные, но беззащитные люди. Когда уходил, в душе шевельнулось чувство: «Пришел на похороны ещё живой Советской власти, проститься с товарищами».

Пока медленно поднимался от Дома Советов к метро, вдогонку неслись звуки любимых советских песен. А народ шёл мне навстречу, к Белому дому, все полотне и плотнее».

Съезд Народных депутатов снял Ельцина с должности Президента. Это вызвало обострение борьбы. Позже, в начале октября, трудящимися была захвачена московская мэрия, проведена попытка захвата телестудии в Останкино и, в конце концов, – по приказу Ельцина, произведён расстрел Дома Советов из танков.

В походе на Останкино и непосредственно в защите Дома Советов участвовали оба моих брата – Володя и Саша. К счастью, они остались живы и ещё до расстрела смогли выбраться из здания парламента и вернутся домой, в Рязань.

Время лечит, копит силы. Нужна работа с людьми, терпение и вера. То, что произошло в течение этого, последнего, месяца, при всей трагичности случившегося, – только верхняя часть айсберга, поверхностный слой процессов. Глубже, у дна социальной жизни, – колоссальные резервы протеста.

Когда говорят о живой крови, крови, пролитой в схватке рабочих с жандармами, забывают о вымирании населения страны, прежде всего, трудящихся, – процессе более зловещем, чем естественный экстремизм отчаяния и протеста. Об этой медленной смерти народа за счет неродившихся и преждевременно умерших – власти молчат.

В январе 1994-го года в газете «Правда» вышла статья известного драматурга Виктора Розова о событиях октября 1993-го года. Он писал: «Кровь, пролитая при расстреле Дома Советов, навеки запятнала пиджаки, фраки и мундиры Ельцина и его подельников. Слёзы матерей, отцов, жён и детей по убитым и покалеченным выступают белой солью на их упитанных лицах».

Через год после случившегося, 3 октября 1994-го года, прошла мощная демонстрация москвичей и митинг у стен московской мэрии в связи с годовщиной ельцинского расстрела из танков Дома Советов. Я и мои братья участвовали в этой демонстрации. Колонна людей растянулась от сквера на Смоленской площади по набережной до Краснопресненского моста и мэрии. Десятки тысяч москвичей, стоя на митинге у стен мэрии, скандировали: «Советский Союз! Советский Союз! Убийцы! Убийцы!» Вверх поднимались тысячи рук.

В девяностые годы я потерял родную сестру Ольгу (блокадницу) и лучших своих друзей по Академии – Сашу Шугаева и Юру Филимонова. Ушли из жизни мой школьный учитель Алевтина Алексеевна Житникова и мой учитель профессор Евгений Владиславович Гембицкий. Они завещали мне несмотря на трудности «не спешить на посадку».