Футбол, который мы потеряли. Непродажные звезды эпохи СССР - Федор Раззаков Страница 15

Как я уже отмечал, Воронина называли «денди» или «принцем советского футбола». Рано познав пьянящий вкус славы, он все чаще стал позволять себе вольности со спиртным. Гостеприимный ресторан ВТО, где собиралась богема столицы, стал его родным домом. С молодой мировой знаменитостью считали за честь познакомиться даже отпрыски влиятельных особ, включая и дочь Леонида Брежнева — Галину, работавшую в агентстве печати «Новости» (АПН). Вспоминает А. Нилин:

«В начале шестидесятых бедному и начинающему актеру Владимиру Высоцкому крайне лестным казалось познакомиться с уже известным всей стране Ворониным. Да и знаменитости не упускали случая быть ему представленными. Восьмого марта года шестьдесят седьмого, наверное, в битком набитом по случаю женского праздника ВТО мы теснились не в обиде за одним столиком с ним, со Шпаликовым и еще полудюжиной подсевших завсегдатаев — и Гена шепнул мне: «Скажи ему, кто я», а Воронин, услышав, что пьет с автором песни «А я иду, шагаю по Москве», великодушно и дружелюбно приподнял рюмку: «Уважаю…»

Или еще случай: Валерий все из того же ресторана вышел на улицу Горького — позвонить по автомату, а когда возвращался, швейцар Володя из придури, которая на него иногда находила, не захотел впускать его обратно, делая вид, что не узнает — у Володи брат в двадцатые годы играл за сборную СССР, но сам привратник Троицкий (сын священника) никогда на футболе не был. Евгений Евтушенко, не разобравшись в ситуации, выразил готовность повлиять на Володю своим авторитетом, но рекомендовал рвущемуся в ресторан молодому человеку (Воронину) запомнить день, когда провел его в Дом актера первый поэт страны. И не хотел верить, что перед ним тот самый Воронин. Тогда Валерий поспорил с ним на десять бутылок шампанского и пошел в гардероб — вынуть из кармана пальто свой паспорт. В торжественном распитии шампанского приняли участие и все официантки — засиделись, как это принято было у работников искусства, после закрытия ресторана…»

А вот еще один рассказ — от Валерия Маслова: «Однажды Численко из московского «Динамо» и Валерка в Сочи укатили. Прямо перед матчем наших клубов. Вернуться не успели. Мы победили 1:0, я в конце «тыкву» удачно подставил. Бесков грозился выгнать Число. Но вся команда встала на его защиту: «Он же Воронина выключил из игры!» Бесков махнул рукой: «Ладно, черт с ним». А Воронина от дисквалификации спас парторг ЗИЛа Аркадий Вольский. Воронин пришел к нему каяться и неожиданно спрашивает: «Аркадий Иванович, вы когда-нибудь любили?» Тот смутился, а Воронин продолжает: «Я улетел в Сочи с девушкой, которую люблю. Советую и вам иногда так поступать…» Изумленный Вольский его простил. Хотя нам Ворона потом говорил, что от дисквалификации его спас «Адидас». Хорст Дасслер, сын владельца этой фирмы, Валерку обожал. Ездил за нашей сборной повсюду. Помню, в Австрии сидим втроем, Хорст предлагает нам сыграть в «Адидасе» и спрашивает: «Валер, долларов по четыреста ребятам за товарищеский матч — нормально?» — «Еще бы!» Так вот, Хорст поднял шум в Европе: мол, у русских единственный футболист мирового уровня, а его дисквалифицировать хотят. И наши спустили на тормозах. Если бы не это — полгода Валерка точно бы кувыркался. 400 долларов по тем временам — неплохие деньги…»

Слава явно кружила голову Воронину. Его друзья и коллеги по спорту долго взирали на «шалости» кумира, но после очередного скандала их нервы не выдержали. О перипетиях той истории вспоминает второй ее участник — тогдашний футболист столичного «Спартака» и приятель нашего героя Михаил Посуэло:

«Пришел я на матч «Торпедо» — «Нефтчи» на Валерку Воронина посмотреть. А он не играет. Вдруг вижу — откуда-то карабкается. Решили отметить встречу. Гульба шла по всей Москве. Попали в валютный бар «Националя». Сидим, пьем шампанское. И вдруг «бригадмильцы»-кормильцы. Бригада милиции то есть. «Откуда у вас валюта?» Я им разрешение показываю: для отца часто приходилось деньги менять (отец у Посуэло был испанец. — Авт.). Они Валерку спрашивают. Он говорит: «А я люблю валюту в кармане держать». — «Ах так?» Нас крутят, ведут к Моссовету, где-то там у них был штаб. Идем, а Валерка говорит: «Миш, давай их на скорость проверим?» И как рванем. Остановились метрах в тридцати: «Чего вы, ребята? Догоняйте». Ну, мы бегать больше не стали, пошли в участок.

Валерка как достал свое удостоверение заслуженного — они сами прощения попросили. Да еще шампанского принесли. Вышли, поехали к знакомому художнику на Таганку. Утром решили пивка выпить с сушечкой. Ларек. Пьем пиво. И дождик накрапывает. Я говорю: «Дождик идет. А в Сочи дождика нет». Валерка: «А что же мы, дураки, здесь делаем?» В машину, аэропорт — и в Сочи. Интересная эпопея. Три дня там были. А Валерке за сборную играть. А мы на море. В гостиницы не селились — чтобы не засекли. Сняли сарай у бабки. Железные кровати, матрасы на них, и все. Днем особенно не светились. Гуляли в основном ночью. У нас все было культурно. Мы и с девчонками всегда вели себя элегантно.

Когда вернулись, договорились: ты меня не видел, я — тебя. Разбежались. Валерка — в сборную, я — в баню. Иду, навстречу Игорь Численко: «Как на море-то? Чего меня не взяли?» Я говорю: «Игорек, какое море? Ты о чем?» Он: «Да ладно, все знают, что вы на море с Валеркой были». Прихожу на работу, на завод Лихачева. «Миш, ты где был-то?» Говорю: «Болел. Консервами отравился». А Валерка еще подсказал, где справку взять. Я справку отдаю, а Вольский, парторг завода, мне на это: «Ну, ты хорошо травишься! Чем, осетриной?» Я: «Какой осетриной? Килькой в томатном соусе». А он пачку фотографий на стол. Кто-то с завода был в Сочи и заснял нас во всей красе: с шашлыком и киндзмараули. «Ну, — говорю, — извините, виноват». И пошел. В Сибирь…»

Посуэло после этого скандала действительно вынужден был ухать из Москвы в Читу, где устроился работать на шахту. Воронина тоже по головке не погладили — хорошенько пропесочили в центральной прессе. 25 августа 1967 года в «Комсомольской правде» было напечатано открытое письмо комсорга сборной СССР по футболу и коллеги Воронина по столичному «Торпедо» Анзора Кавазашвили. Письмо называлось хлестко: «Одумайся, Валерий!» Привожу его текст полностью:

«Я решил написать тебе, Валерий, хотя в общем-то странно прибегать к такому способу общения, живя в одном городе, играя в одной команде, которая всегда была для нас вторым домом. Впрочем, с некоторых пор коллектив твоих товарищей по команде, кажется, стал тяготить тебя. Образно выражаясь, ты сегодня превратился в «блуждающего полузащитника», а говоря точнее — пустился в бега от коллектива и семьи. Некогда комсомольский вожак команды, ее капитан, ты нынче забыл о чести спортсмена, о добром имени многотысячного коллектива физкультурников автозавода имени Лихачева.

Не так давно ты совершил самовольный вояж на черноморское побережье. Как и прежние твои подобного рода отлучки, сошел он тебе с рук. Еще бы, «Воронин есть Воронин» — считают иные руководители Центрального совета спортобществ, курирующие наш футбол. Подобное потакание и привело к тому, что снова фамилия Воронин, а заодно и столь дорогое и близкое всем нам имя «Торпедо» склоняются на все лады. Клуб действительно переживает трудное время: в этом сезоне нам редко удавалось показывать свою «торпедовскую игру» (на момент появления письма «Торпедо» занимало 8-е место. — Авт.). Причин тому немало. И вот чтобы разобраться в каждой из них, несколько дней назад все игроки коллектива вместе с партийным, профсоюзным и комсомольским активом завода обсуждали положение дел в команде. Все без исключения ребята пришли на это собрание. Не было среди них только тебя, Валерий. А ведь к твоему слову, слову ведущего игрока, члена сборной команды страны, конечно, прислушались бы молодые футболисты.