Команданте Чавес. Его боялась Америка - Виктор Чернов Страница 15

Социально-экономическая концепция «социализма XXI века» Хайнца Дитериха основана, в свою очередь, на идеях «компьютерно-плановой» и «эквивалентной экономики» Арно Петерса [37], который считал, что последней будут присущи

• отсутствие временных колебаний цен при постоянном уровне потребности в товарах и услугах;

• отсутствие спекуляций деньгами и товарами, вызывающих случайное или несправедливое распределение богатств;

• невозможность экономических и финансовых кризисов;

• автоматическое упразднение разделения общества на классы, или на бедных и богатых;

• сближение уровней жизни индустриальных и неразвитых стран в процессе торговли ввиду отсутствия возможности у капитала влиять на экономику, политику и социальные сферы неразвитых стран;

• отсутствие частной собственности, так как размер имущества будет определяться исключительно количеством отработанного рабочего времени, которое естественно ограничивается длительностью человеческой жизни;

• экономическая и социальная стабильность общества.

Препятствием для полного раскрытия эффективности «эквивалентной экономики» Петерс видел в ограничении возможности отдельных стран производить для внутреннего потребления абсолютно все необходимые товары и услуги. Только обмен товарами и услугами на глобальном уровне по принципу эквивалентности может полностью раскрыть эффективность данной модели экономики. Для осуществления этого необходимо планирование экономики на локальном, региональном и глобальном уровнях.

В 2000 году Петерс дополнил свою экономическую теорию элементами «IT-социализма». Совместно с Конрадом Цузе, изобретателем первого в мире компьютера, Петерс предлагал применить мощные современные вычислительные системы для решения задач планирования, управления и распределения в плановой экономике будущего социалистического общества. По его представлениям, в плановой экономике большинство экономических процессов должно управляется из одного центра, что сделает производство, управление и распределение товаров и услуг в соответствии с требованиями общественных реалий крайне затруднительным или даже невозможным. Эту проблему, по мнению Петерса, возможно преодолеть с помощью современных информационных технологий и компьютеризации производства и управления. В центре управления компьютеры должны собирать и обрабатывать информацию, присланную другими компьютерами из всех крупных, средних и мелких секторов экономики. По мнению Петерса, неудачный опыт планирования экономики в бывших социалистических странах объясняется именно сверхсложностью государственного планирования, введение которого было несвоевременным в условиях неразвитых информационных технологий.

Именно победы Уго Чавеса в Венесуэле, Эво Моралеса, Даниэля Ортеги и Рафаэля Корреа в Боливии, Никарагуа и Эквадоре создали предпосылки для создания в Латинской Америке «локального соцлагеря», ядром которого являются Венесуэла и Куба и внедрения на практике идей «социализма XXI века» и «эквивалентной экономики».

Как в свое время Боливар, добиваясь независимости испанских колоний, стремился к созданию единого государства на территории Латинской Америки, так и Уго Чавес пытался сблизить уже давно ставшие независимыми южноамериканские страны. «Боливарианизм», которого в той или иной степени придерживаются президенты Никарагуа (Даниэль Ортега), Эквадора (Рафаэль Корреа) и Боливии (Эво Моралес), стал точкой опоры для Чавеса, который реализовал одну из основных идей этого движения, состоящую в политической и экономической интеграции латиноамериканских государств.

Однако социализм по-венесуэльски не ограничивается рамками южноамериканского материка. Союзники у Чавеса нашлись и в Европе, и в Азии: Иран, Белоруссия, Ливия, и, конечно – Россия.

И это тогда, когда многие политики с мировым именем, а вслед за ними всевозможные аналитики, журналисты и прочая обслуга «нового мирового порядка» спешили заявить: «С социализмом покончено, у него нет будущего».

«Конец истории», провозглашенный в 1992 году [38]плавно перетек в «конец альтернативности». «Один мир, один рынок, одно правительство»! – такой лозунг поставила на повестку дня глобализация. Под этим лозунгом неолиберализм на Американском континенте одерживал победы одна за другой. В середине 1990-х появилась на свет «Североамериканская зона свободной торговли» (NAFTA), а в начале правления Дж. Буша в Вашингтоне были серьезно увлечены идеей создать такую же зону свободной торговли в масштабах всей Америки, Северной и Южной. Правда, в Латинской Америке сразу почувствовали подвох. В конечном счете, идея американской зоны свободной торговли являлась современной версией пресловутой доктрины Монро, предполагавшей, что страны Западного полушария тесно интегрируются между собой, одновременно противопоставляя себя Старому Свету. На практике это означало монопольное господство североамериканских компаний на рынках менее развитых стран [39].

Мексика вошла в НАФТА и подобная же участь была уготована всей Латинской Америке. Но уже к концу XX века противоречия неолиберального развития стремительно накапливались. Обеспечив на некоторое время динамичность роста и социально-экономическую стабильность, неолиберальные реформы не обеспечили ни устойчивость этого роста, ни его темпы, необходимые для преодоления основных барьеров развития, ни нового (постиндустриального) качества этого развития или хотя бы приступа к нему. Отставание от Севера продолжало расти, так же как и сумма внешней задолженности.

Первым ударом колокола на похоронах латиноамериканского неолиберализма стал финансовый кризис 1994–1995 гг. в Мексике. В январе 1994 г. был опубликован манифест Мексиканской Сапатистской Армии национального освобождения (САНО), который возвестил о рождении принципиально нового левого движения: продолжая традиции и разделяя базовые ценности прежних поколений региональной левой, она вместе с тем отказалась от их этатистской и авангардистской ориентации, выступив как «Левая гражданского общества».